– Еще не было случая, чтобы старый Туна свернул на полпути! Да вы без меня и корабля‑то не найдете.

– Но это же не твое дело, старик, – резонно отвечал ему Пастух. – Зачем тебе лезть под пули?

– Аллах свидетель, я еще могу дать фору любому парню на Анталийском побережье. Меня рано хоронить, уважаемый, – обиделся Туна.

– Ладно, – неожиданно согласился Пастух. Он и сам уже думал о том, что им будет трудно управиться с парусным судном. – Тогда оговорим прибавку к жалованью.

– Зачем ты хочешь обидеть меня?! – вскричал в гневе Туна. Но через мгновение добавил, хитро улыбнувшись:

– Поговорим об этом после… И вот теперь он умирал.

– …Похороните… – попытался прохрипеть Фейзи, – …в море… я… всю жизнь в море… Остатки жизни покинули его, и Фейзи Туна замер. На минуту над яхтой повисла тягостная тишина. Потемневший Пастух вдруг почувствовал вину за то, что этот жизнерадостный старик никогда больше не вернется домой, в Анталию, не построит свой дом на горе, не купит ресторан, о чем так мечтал.

– Мне кажется, он не хотел умереть в своей постели, – тихо произнес Док. – Он прожил замечательную жизнь и умер как настоящий мужчина. – С этими словами Док встал. – Пойдем, Сережа, посмотрим, как там твои женщины.

Спустя час яхта продолжала бежать по волнам. Берега Сицилии уже скрылись где‑то у кромки горизонта. Муха, по‑прежнему стоявший у штурвала, не рискнул поднять паруса и поэтому продолжал идти на двигателе. Пастух наслаждался встречей с семьей, успокаивая жену, давал ей прийти в себя после пережитого потрясения. А Док дал девочке снотворного, и теперь она засыпала на коленях у отца. Наконец дошла очередь и до Боцмана. Все‑таки он успел получить свою пулю.

Впрочем, Док, осмотрев ногу, заверил, что это пустяки. Точнее, он сказал, что прыгать Боцман некоторое время не будет, и вообще, теперь он не боец: хотя пуля и прошла навылет, кость не задета, оставлять ногу без ухода никак нельзя.

Спустя еще час Муха заглушил двигатель и яхта легла в дрейф. По его расчетам, они уже достигли условленной точки, и теперь оставалось только ждать.

К нему подошел Артист.

– Как там Боцман? – спросил Муха. Артист пожал плечами:

– Нога цела… Наконец ожидание закончилось. На горизонте появилась черная точка, превратившаяся через полчаса в небольшую быстроходную шхуну под тунисским флагом. Это был посмертный подарок старого Туны. Еще в порту, пока наши герои строили планы. Туна быстро нашел общий язык с веселым Энцо, оказавшимся в некотором роде коллегой старика. Старый контрабандист сумел договориться с молодым о том, чтобы наших героев забрали сразу после завершения операции – оставаться и дальше на яхте было небезопасно. В НАТО тоже не дураки служили… Контрабандистская шхуна лихо заложила вираж вокруг «Ачык Егле» и с ходу пришвартовалась к ее борту. Команда контрабандистского корабля была набрана, наверное, в самых злачных портовых притонах. Тут были представители всех национальностей, живущих на Средиземноморском побережье. Араб соседствовал с евреем, итальянец – с греком. Командовал шхуной, носившей не очень‑то гордое название «Толстяк», здоровенный черный, как вакса, тунисец со сказочным именем Али.

– Где старина Туна? – громогласно протрубил он, шагнув на борт яхты.

Вид мертвого старика, лежащего у себя в каюте, опечалил его ровно на полминуты.

– Что ж, в море жил, в море и уйдет. Все там будем, – философски рассудил Али, и белоснежная улыбка вновь вернулась на его широкое лицо.