Несмотря на познания, которые его
сын должен был вынести из высокой школы Дидо, он уже давно замышлял
обработать дельце повыгоднее. Выгода отца не была выгодой сына. Но в делах
для старика не существовало ни сына, ни отца. Если прежде он смотрел на
Давида, как на единственного своего ребенка, позже сын стал для него просто
покупателем, интересы которого были противоположны его интересам: он хотел
дорого продать. Давид должен был стремиться дешево купить; стало быть, сын
превращался в противника, которого надо было победить. Это перерождение
чувств в личный интерес, протекающее обычно медленно, сложно и лицемерно у
людей благовоспитанных, совершилось стремительно и непосредственно у старого
Медведя, явившего собою пример того, как лукавая пьянография может
восторжествовать над ученой типографией. Когда сын приехал, старик окружил
его той расчетливой любезностью, какой люди ловкие окружают свои жертвы: он
ухаживал за ним, как любовник ухаживает за возлюбленной; он поддерживал его
под руку, указывал, куда ступить, чтобы не запачкать ноги; он приказал
положить грелку в его постель, затопить камин, приготовить ужин. На другой
день, пытаясь за обильным обедом напоить сына, Жером-Никола Сешар, сильно
подвыпивший, сказал: "Потолкуем о делах?",- и фраза эта прозвучала так
нелепо между приступами икоты, что Давид попросил отложить деловые разговоры
до следующего дня. Старый Медведь слишком искусно умел извлекать пользу из
своего опьянения, чтобы отказаться от долгожданного поединка.- Довольно! -
заявил он. Пятьдесят лет он тянул лямку и ни одного часа долее не желает
обременять себя. Завтра же его сын должен стать Простаком.
Тут, пожалуй, уместно сказать несколько слов о самом предприятии.
Типография уже с конца царствования Людовика XIV помещалась в той части
улицы Болье, где она выходит на площадь Мюрье. Стало быть, дом издавна был
приспособлен к нуждам типографского производства. Обширная мастерская,
занимавшая весь нижний этаж, освещалась со стороны улицы через ветхую
стеклянную дверь и широкое окно, обращенное во внутренний дворик. В контору
к хозяину можно было пройти и через подъезд. Но в провинции типографское
дело неизменно возбуждает столь живое любопытство, что заказчики
предпочитали входить в мастерскую прямо с улицы через стеклянную дверь,
проделанную в фасаде, хоть им и надо было спускаться на несколько ступенек,
так как пол мастерской приходился ниже уровня мостовой. От изумления
любопытствующие обычно не принимали во внимание неудобств типографии. Если
им случалось, пробираясь по ее узким проходам, засмотреться на своды,
образуемые листами бумаги, растянутыми на бечевках под потолком, они
наталкивались на наборные кассы или задевали шляпами о железные распорки,
поддерживающие станки. Если им случалось заглядеться на наборщика, который
читал оригинал, проворно вылавливал буквы из ста пятидесяти двух ящичков
кассы, вставлял шпону, перечитывал набранную строку, они натыкались на стопы
увлажненной бумаги, придавленной камнями, или ударялись боком об угол
станка; все это к великому удовольствию Обезьян и Медведей. |