Изменить размер шрифта - +
..
     - Вы  то же самое сказали  бы человеку, которого не  любите! -в  ярости
вскричал Люсьен.
     -  Если  вы в моих словах не чувствуете  истинной любви, вы никогда  не
будете достойны меня.
     -  Вы начинаете сомневаться в моей любви, желая избавить себя  от труда
отвечать на нее,- сказал Люсьен, в слезах бросаясь к ее ногам.
     Бедный мальчик  плакал всерьез: он видел,  что  еще долго придется, ему
стоять  у  врат рая. То были слезы поэта,  уязвленного в  своем  могуществе,
слезы ребенка, обиженного отказом в желанной игрушке.
     - Вы никогда меня не любили! -вскричал он.
     - Вы сами не верите тому, что  говорите,- отвечала она,  польщенная его
бурным чувством.
     - Так докажите, что вы моя,- в неистовстве сказал он.
     В   эту  минуту  неслышно   вошел  Станислав,  увидел  Люсьена,   почти
распростертого  у  ног  Луизы, приникшего головой к  ее  коленам, плачущего.
Обрадованный  столь  недвусмысленной картиной,  Станислав быстро  отступил к
дверям  гостиной, где его  поджидал дю Шатле. Г-жа  де Бар-жетон  тотчас  же
кинулась  им  вслед, но ей  не  удалось настигнуть шпионов, которые поспешно
удалились, точно бы боясь помешать.
     - Кто приходил ко мне? - спросила она у слуг.
     - Госпожа де Шандур и дю Шатле,- отвечал ее старый лакей Жантиль.
     Она воротилась в будуар, бледная и взволнованная.
     -  Ежели  они  видели вас  в таком положении,  я  погибла,- сказала она
Люсьену.
     - Тем лучше! -вскричал поэт.
     Этот  себялюбивый  возглас  страсти вызвал  у  ней улыбку. В  провинции
истории  такого рода  осложняются  по  мере  их пересказа В одну минуту всем
стало  известно, что Люсьена застали у ног Наис. Г-н де Шандур, обрадованный
случаем выставиться напоказ, прежде всего помчался в клуб  и там оповестил о
великом  событии,  затем  обегал  все  знакомые дома.  Дю Шатле  не преминул
предуведомить всех, что он, мол, лично ничего не видел; но,  сам оставаясь в
стороне, он  подстрекал Станислава,  понуждал его повторять  без устали свой
рассказ;   и   Станислав,   почитая   себя  великим  остроумцем,  приукрашал
повествование все новыми  и новыми выдумками. Вечером все общество хлынуло к
Амели,  ибо  к вечеру  в дворянском  Ангулеме уже  ходили самые  невероятные
слухи, и  всякий рассказчик стремился в  сочини-тельетве перещеголять самого
Станислава. И женщины и  мужчины жаждали знать истину. Строя  самую невинную
мину,  громче  всех  кричали о скандальной истории,  о развращенности нравов
Амели, Зефирина, Фифина, Лолотта, именно те женщины, которые сами были более
или менее повинны в запретном  счастье. Жестокая тема разнообразилась на все
лады.
     -  Вы слышали интересные новости? - говорила одна.- Бедняжка Наис! Но я
тому не верю!  За кем другим, а за ней подобных скандальных  историй никогда
еще не водилось. Помилуйте, она чересчур горда, чтобы унизиться до какого-то
Шар  дона.
Быстрый переход