— Ты… ты укусил меня за ногу?

— Да, я, — зарычал Джордж и на всякий случай сделал шаг назад.

— Почему?

— Потому что не смог дотянуться до твоей задницы. — Лохматая собачья голова дернулась в сторону гулявшего поблизости гуабы, который теперь скрылся за кустами яркого хараката. — Ты хотел на него напасть?

— Ну, я… Откуда ты знаешь?

— Это все знают, — сказал Джордж. — Я не видел, что с тобой произошло, но видели другие. Ты что-то нашел. Какой-то предмет, который не должен был попасть тебе в руки. Гуаба донес об этом виленджи. Они пришли и отняли его у тебя, а потом заперли тебя около палатки. Я уже не чаял снова с тобой увидеться. Но никто не стал трогать эту тварь, которая тебя выдала. Никто не осмелился. Здесь этого не делают. Вспомни…

— Трехногого. Да, я помню. — Ярость Уокера исчезла вместе с гуабой. — Мне надо постараться и взять себя в руки, вообще держаться от него подальше. Но как легко было бы сломать ему шею. Э, ты что, снова хочешь меня укусить? — Он тревожно посмотрел на зарычавшую дворнягу.

— И укушу, если это единственный способ привести тебя в чувство.

— Ладно, ладно. — Уокер неохотно отвернулся от хараката. — Обещаю. Я не стану трогать этого вонючего карлика.

— Да, лучше не трогай. — Пес перестал рычать.

Они пошли прочь, но человек не удержался и обернулся.

— Ничего, настанет день, и я…

— Этот день может не настать никогда, — предостерегающе сказал ему Джордж. — Лучше смирись.

— Ладно. Я тебя услышал. — Нагнувшись, он потрепал пса между ушами. — Не хочу, чтобы меня снова заперли.

Но как он ни старался, какие усилия ни прикладывал, Уокер не мог избавиться от образа гуабы, глумливо насмехающегося над ним из-за столбообразных ног уходивших виленджи.

Глава 5

Еще хуже было то, что он не мог навсегда избавиться от встреч с выдавшей его тварью. Хотя загон был и большим, размеры его все же были ограничены, как и возможности уклоняться от нежелательных встреч. Все следующие дни и недели во время прогулок и пробежек, которые он делал, чтобы поддержать физическую форму и дух, Уокер сталкивался с гуабой. Несколько раз во время таких встреч Уокеру казалось, что маленький инопланетянин на резиновых ножках издевательски ему улыбается.

Было легче, когда он бегал с Джорджем. Он привык не только к его обществу, но и к прямодушию, и к здравому подходу к сложившейся ситуации. Однажды его четвероногий друг заметил:

— Стимулятор мозга, который впрыснули в меня виленджи, не сделал меня ни хирургом, ни инженером, ни даже лаборантом. Единственное, что я получил, — это здравый смысл, а его у нас, собак, и без этого хватает.

Воспоминание о здравом смысле удерживало Уокера от того, чтобы налететь на ухмыляющегося гуабу и открутить ему с плеч голову. Убедившись, что система слежения виленджи далека от совершенства, Уокер подозревал, что если повезет, то он расправится с негодяем и выйдет сухим из воды. Однако риск был слишком велик и не стоил того удовлетворения, какое Уокер получил бы, разделавшись с гуабой. Может быть, его не убрали бы навсегда, как трехногого, но могли на всю жизнь запереть в маленьком загоне, а это было бы хуже смерти. Как хороший оптовый торговец, он уже давно научился не слишком надеяться на будущее.