.. отходить... держать мою руку?..
- Ты поправишься, Вина.
- Ответь.
- Я буду держать тебя за руку. Я буду с тобой все время.
- Пожалуйста, Владечка, а то я... боюсь...
Она в изнеможении умолкла. Я лежала рядом, держа ее руку в своей. Потом я уснула незаметно для себя, как провалилась в сон, не выпуская ее руки. Проснулась, когда пришли врачи для очередной процедуры.
- Спят, как две сестрички, - сказала дежурный врач, -улыбаясь.
Я сконфуженно села. Когда все опять ушли, я уже. больше не спала.
- Зина, тебе очень больно? - спросила я шепотом.
- Очень...
- А ты почему не стонешь?
- Ты будешь плакать.
- Подумаешь, если и заплачу. Ты постони, тебе легче будет. Не сдерживайся.
После этого Зина стонала.
- Ты все ведь понимаешь? - спросила она вдруг. - Пусть Геленка не приходит на мои похороны.
- Ее сейчас нет в Москве. Она уехала на конкурс пианистов в Бельгию, кажется.
Мне хотелось сказать ей, что не Геленка виновата в ее неудавшейся жизни, а отец. Но разве могла я спорить! Не спор был ей нужен, не возражения, а ласка, чтоб не чувствовать себя одинокой в грозный, великий час. Я села рядом и стала тихонечко гладить Зинины волосы.
Слезинка медленно поползла по ее щеке.
- Словно мама, - сказала она и долго молчала. Потом окликнула меня. .
- Зажги свет поярче...
Я включила свет и подвинула кровать к окну, чтоб свет не бил ей в глаза.
- Владя!
Я наклонилась.
- Владя, спой мне... тихонечко... ту песню про журавлей. Спой. Спой!
Я могла бы, конечно, сослаться, что не помню слов. Но я их помнила. И я тихонечко напела ей песню Гамзатова.
- Еще, - попросила Зина.
И я снова, и снова пела ей совсем тихо:
Летит, летит по небу клин усталый,
Летит в тумане на исходе дня,
И в том строю есть промежуток малый,
Быть может, это место для меня.
Настанет день, и с журавлиной стаей
Я поплыву в такой же сизой мгле.
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на Земле.
- Владя, неужели я умру, и ничего больше не будет!.. Ничего. А может, и правда... С белыми журавлями. Видеть небо, солнце, облака, землю... Владя, это может быть?
- Конечно, может, - заверила я Зину.
Не могла же я вести антирелигиозную пропаганду у постели умирающей, охваченной ужасом. И я, комсомолка, рассказала ей, что, по верованиям индусов, человек после смерти может стать и цветком, и птицей, и любым животным или другим человеком.
- Человеком у меня не вышло... пусть белым журавлем... - четко произнесла Зина и опять закрыла глаза.
Но она не спала, так как все крепче сжимала мою руку. |