Я все время вижу ее - озлобленную, буйную, ненавидящую весь мир (и больше всех меня), одинокую и безмерно несчастную. Понимаешь, Владя, у нее нет даже мечты. Произошло самое трагичное, что может произойти с человеком: сужение сознания. Замечала, когда выключают телевизор и экран уже темен, еще сияет секунду-другую узкая полосочка. Так вот ее светящаяся полосочка на темном экране - это ненависть ко мне. Она меня не убила до сих пор лишь потому, что (я знаю это от нее самой) готовит для меня что-нибудь похуже смерти. Она с радостью отрезала бы мне руки, чтобы лишить меня музыки. 

 

А я не могу ее ненавидеть. Мне ее слишком жалко. 

 

- Но, Геля, ее же невозможно было держать в доме... Она могла изуродовать тебя или Гелену Стефановну, могла положить в еду иголку, что угодно, ведь Зинка не знает удержу. 

 

- Да. Она превратилась в звереныша. Но кто довел ее до этого? Ведь маленькой девочкой она не была такой? Скажи, ведь вы дружили. 

 

- Нет, не была. 

 

- Ну вот, она была обыкновенной славной девочкой Зиночкой... Нет, это не она виновата, а перед ней виноваты. 

 

Может быть, если бы папа сказал ей: "Прости меня, Зиночка" - и заплакал, она бы все ему простила. И нам с мамой простила бы тогда. Но он никогда ей этого не скажет. Он тоже ненавидит Зину. А она вся в него уродилась. Вот и нашла коса на камень. Она же просто назло ему хулиганит, ворует, чтоб доказать ему: ты выгнал меня из дома, и вот чем я стала! 

 

- Я тоже всегда так думала! - воскликнула я. 

 

- И еще меня угнетает...- Геленка запнулась, розовые губы ее дрогнули,я не могу любить своего отца... 

 

- Из-за Зины? 

 

- Зина и многое другое. Ты теперь работаешь на заводе... скоро его узнаешь. 

 

- Но почему тебя это так угнетает? В конце концов, он же тебе не отец, а отчим. 

 

Геленка вздохнула и переменила позу: у нее затекли ноги. 

 

- Он мне отец, Владя,- сказала она тихо. 

 

- Отец? Как же... 

 

- Да. Он полюбил мою маму задолго до смерти жены - она ведь очень долго болела. Не мог же он бросить умирающую... Он меня потом уже удочерил. И я его родная дочь... к сожалению. Я знаю, о чем ты сейчас подумала, Владя: что они вдвоем ждали смерти больной женщины. 

 

(Я действительно так подумала, но, разумеется, не сказала этого вслух.) 

 

- Нет, Владя, нет, во всем виноват он один. Мама была тогда совсем юной девушкой, вот как ты... И он ее влюбил в себя. Для нее было бы лучше, если бы она никогда его не встречала! 

 

- Что ты, тогда не было бы тебя, твоего таланта, Геля, у вас есть какие-нибудь родные - ну, тети, дяди? 

 

- У мамы никого нет. Мать ее умерла, когда ей было шестнадцать лет, как мне сейчас. А отец погиб на фронте, под немецким танком. У папы есть родные, но он с ними совсем не поддерживает связи. В селе Рождественском есть племянница, но я ее никогда не видела... Александра Скоморохова. Не то телятница, не то доярка. 

 

- Выходит, она твоя двоюродная сестра?! - почему-то удивилась я.