Алина остановилась только когда добежала до реки и путь ей преградил бетонный парапет. Она положила на него руки и посмотрела на стремительно удаляющиеся огни «ракеты», потом перевела рассеянный взгляд на большой песчаный остров вдали. Тьма стремительно густела, на небе проступали звезды. Внизу холодно шлепала о бетон вода, в темноте кажущаяся маслянистой.

Развернувшись, она пошла туда, где парапет под широким углом спускался к убегающей в воду лестнице, легко вспрыгнула на него, прошла десяток метров и остановилась, глядя на невидимый противоположный берег и слушая, как потревоженная река сердито ворочается в своем ложе. Ветер развевал ее пальто и волосы. На этом отрезке набережной не было фонарей, и редкие прохожие почти не обращали внимания на застывшую на парапете фигуру.

Алина закинула руки за голову и посмотрела на бледные звезды. Внезапно ей пришло в голову, что она не делала этого очень давно. А во сне звезд не было видно за тучами… а может быть, их и вообще там не было?

Здесь звезды существуют сами по себе? Или потому, что она на них смотрит? Может, весь этот мир существует лишь до тех пор, пока она его видит? Смерть — это глубочайший сон или наоборот — пробуждение?

Мы знаем, кто мы на самом деле. Это — всегда настоящее.

Да, именно так. Она прожила четыре дня в приснившемся мире с людьми, которым приснилось их прошлое и приснился их облик, но не приснились они сами. Можно придумать себе жизнь и придумать лицо, но нельзя придумать характер, нельзя придумать свои поступки и силу души, и это, наверное, замечательно. Ветер есть ветер, смотришь ли ты на него или стоишь с закрытыми глазами. Он бесплотен и безлик, но ты чувствуешь легкость или свирепость, тепло или холод… ветер есть ветер, и ты есть ты. И тот человек, приснившись, все же не приснился, и его пальцы на твоей руке — не сон, и он такой же, какой и во сне, и здесь он обязательно поступит так же, как и там. Ты можешь придумать себе способность танцевать, но не можешь придумать, способность протянуть руку помощи — ты либо способен на это, либо нет, и в этом ты так же прост и реален, как ветер, а ветер дует и наяву, и во сне…

Алина легко улыбнулась, слушая раздраженные гудки снующих вверх и вниз по течению судов и суденышек. Пусть так. Она пыталась понять там и здесь она сделает то же самое. Пусть даже одна. Ей никто не нужен. Вся эта неделя была глупо потеряна, но больше этого не произойдет. Жизнь не кончилась. Жизнь только началась.

Она повернулась и быстро пошла по парапету, чуть постукивая каблуками о бетон. Слева от нее, за живой изгородью из тутового дерева шумел вечерний город, справа, внизу, с умудренным равнодушием плескались воды древней реки, отражавшей призрачный свет ущербной луны, неторопливо плывущей по своему извечному кругу.

* * *

Тамила сбежала по ступенькам и направилась к мусорному баку привычной продуманной не-умышленно-эротической походкой, округло покачивая бедрами, обтянутыми темно-синими джинсами с бахромой, зеркальцами и цепочками. В руке она несла туго набитый пакет и задумчиво бормотала на ходу:

— Самый известный судебный процесс в мире… город… Черт, что ж это за процесс?! Может, Салемский?.. Суд над ведьмами… это известный процесс? Салем? Нет, не подходит… короткий… должно быть восемь букв… куда ты прешь, козел?! Не видишь — женщина идет!.. Восемь букв… самый известный судебный процесс… елки, да что ж это за город?..

— Нюрнберг! — внезапно сказал над ее ухом знакомый, чуть растянутый голос. Тамила ахнула и с удивительным проворством отпрыгнула в сторону, чуть не уронив пакет.