– С этим я давно справился, а что касается Смитти, про дыхание он знает только одно: когда оно совсем прекращается – это плохо. В остальном он понимает в этом примерно же столько, сколько ты, Чиун, – в компьютерах.

– Я, например, знаю, что компьютеры следует включать в розетки, – заявил Чиун. – Я знаю об этом от неблагодарного олуха, порочащего великий Дом Синанджу, который подобрал его в грязи и путем тщания и всемерных ограничений, при помощи великого знания превратил этот кусок мертвечины хотя бы в отдаленное подобие того, чем предназначено было ему стать свыше!

– Слушай, папочка, – обратился Римо к человеку, который действительно лепил и переделывал его – хотя нередко весьма занудными способами. – Смит понимает в дыхании и всяких таких вещах не больше того, что ты, например, смыслишь в демократии – вот так!

– О, я знаю, что вы постоянно лжете самим себе, что выбираете достойнейших среди равных – хотя в действительности, как и повсюду, вами правят императоры.

– Ну так что сказал Смит?

– Что твое дыхание позорит Дом Синанджу.

– Дословно – что именно?

– Он услышал шум, выглянул на улицу и сказал – «какой позор!»

– Это потому, что за мной увязалась полиция. А он не хотел лишней огласки. И имел в виду вовсе не мое дыхание.

– Не прикидывайся дураком, – возразил Чиун. – Ты вывалился из этого средства передвижения, пыхтя, как раненый бегемот – как будто ноздри твои тебе вовсе не повиновались! Смит все видел – и ты всерьез думаешь, что не это вызвало его праведный гнев, а эти ваши полицейские – которые не могут причинить вреда никому, в особенности тем, кто дает им деньги!

– Ну хорошо, хорошо. Мое дыхание ему не понравилось. Что дальше?

– Дальше ты поехал наверх.

– А куда же еще?

– Хотя внизу тебе было бы самое место, – радостно захихикал Чиун.

Отсмеявшись, он поведал наконец Римо переданные ему Смитом инструкции.

Он и Римо должны проникнуть в президентский дворец.

– Белый дом, – поправил Римо.

– Верно, – кивнул Чиун. – Император Смит хочет, чтобы мы показали тому, другому, который тоже считает себя императором, в чьих руках подлинная власть. И что тот, кому служит карающий меч Синанджу, останется властелином навсегда – император может быть только один, кто бы там не называл себя этим титулом. Вот чего хочет от нас император Смит.

– Н не понял, – Римо замотал головой.

– Ты слышал о «зелени леса»? Очень старый прием, но я позволил мистеру Смиту думать, будто его открыл он – хотя нам он известен с незапамятных времен. Все очень просто.

– Что за «зелень леса»? – удивился Римо. – В первый раз слышу.

– Когда ты смотришь на лес с некоторого расстояния, то видишь зелень. Значит, лес – это зелень: ведь ты видишь именно так. Но потом, когда ты приблизился, то начал различать листья, из которых состоит зелень, и сказал: значит, лес – это листва. Но когда ты подойдешь еще ближе, то увидишь, что листья – всего лишь крошечные существа, которым дают жизнь деревья, и, стало быть, деревья и есть настоящий лес.

Так и власть в стране зачастую принадлежит не тому, кого люди считают императором – но мудрейшему, отдавшему свое сердце знанию Дома Синанджу. И долг мастера, состоящего в услужении истинного императора – показать самозванцу, в чьих руках настоящая власть, дать ему понять, что лист – всего лишь часть огромного дерева. Простой способ. И известный нам с давних времен.

«Нам» – то есть дому Синанджу, Мастерам, поступавшим на службу к царям, императорам и фараонам всех эпох с одной единственной целью – прокормить нищую деревеньку на берегу Корейского залива.