— Хватит чушь молоть. Раз мы все-таки встретились, надо использовать ситуацию. Вот что, поехали с Соней! Я на машине, доедем быстро. А пока незаменимая синьорина хранительница отдаст негодяю Дармобрудеру чрезвычайно необходимые в ночное время бумаги, мы с тобой, Иосиф, посидим снаружи в авто, последим за входом.

— Не думаю, что это что-то даст, — съехидничала я скорее по инерции, — Убийца никогда не оказывается на месте преступления в тот момент, когда публика собралась и радостно дожидается его появления. Такое случается только в детективе Агаты Кристи "Объявлено убийство".

— Но если какой-нибудь подозрительный тип сунется в галерею на ночь глядя, мы возьмем его на заметку, — резонно объяснил Данила, терпеливо глядя на меня, как штатный психолог дорогого колледжа — на трудного подростка, — А невыразимо подозрительного посетителя, такого, с берданкой за спиной и саблей у пояса, даже можем сфотографировать. У меня в бардачке есть мыльница, я ею уже пользовался.

— А как насчет фотографий в сумерках — это она осилит? — переключился Иосиф на разговор о технике.

Мужчину от упреков женщине может отвлечь только куча технических терминов, высыпанная ему на голову в живописном беспорядке. Обсуждая возможности Даниного фотоаппарата со вспышкой и без, мы все спустились вниз и сели в машину.

Боже, как хорошо иметь машину, сколько дел можно провернуть за день, сколько сил сэкономить! Общественный транспорт — энергетический вампир, от которого нет спасения. Предположим, вы совершили героическое деяние или гениальное изобретение, но ваше достижение поблекнет, если его сравнить с ежедневным подвигом терпения пассажиров общественного транспорта. Куда там буддистским монастырям с их зверскими тренировками силы духа! Любые ужастики бледнеют перед лицами, встреченными в транспорте в часы пик. Никакие замшелые франкенштейны и ночи живых мертвецов не испугают того, кто ездит в метро по утрам: там, под землей, живые люди вообще не встречаются, только зомби разной степени подвижности. В наземном транспорте публика не намного симпатичнее.

Где-то у себя дома, в кругу друзей, на работе, с детишками, они, вероятно, становятся людьми, живыми и приятными. А здесь они пассажиры, и лица у них пассажирские, и поведение у них пассажирское, и сообразительность у них пассажирская, то есть нулевая. Изо дня в день ты сталкиваешься с болванами, вечно тормозящими движение в узких переходах и на эскалаторах, ставящими свои корявые баулы поперек дороги, сидящими вразвалку на нешироких и неудобных сиденьях, в ущерб тем, кто имеет несчастье оказаться рядом. Впечатления накапливаются, и от обычного раздражения переходишь к стойкой мизантропии. Сколько же их, думаешь с ненавистью, один омерзительнее другого! Хоть бы вас всех приподняло да шлепнуло! Эти негуманные мысли ни к чему хорошему привести не могут, повторяясь минимум пять раз в неделю дважды в день. Так, наверное, люди и становятся серийными убийцами. Жаль, что никакой психиатр не написал на эту тему миленькой и деловитой книжечки, прочитав которую, люди перестали бы пользоваться транспортом. То-то бы мест освободилось!

Поездка, отнимающая у меня каждый день около часа, заняла минут пятнадцать. За столь короткий срок мы не успели даже обсудить как следует разные марки фотоаппаратов. У "Комы-АРТ" машина остановилась, я вышла, с элегантностью кинодивы помахала мальчикам и отправилась отдавать проклятые образцы. Охранника почему-то не было на месте. Я весело хмыкнула и пробормотала:

— Ну, конечно, заходи, кто хочет, бери, что хочешь! — и вошла в холл.