– Нет! Не делайте этого!

– Но он – ваш телохранитель!

– Только не сегодня. У меня очень важная деловая встреча. Передайте ему – увидимся утром.

Лифт открылся, и как только Мэнген ступил внутрь, его секретарша связалась с Чиуном по интеркому:

– Мастер Чиун, мистер Мэнген только что ушел. Я думаю, вам следует знать об этом.

Чиун распахнул дверь, помедлил, чтобы прочитать надпись, и снисходительно потрепал художника по голове.

– Что ж, неплохо, – сказал он, – конечно, учитывая, что ты белый. Я буду иметь тебя в виду, если потребуется еще что нибудь сделать.

– Ладно ладно. Только без рукоприкладства, идет?

– Это будет зависеть от твоего поведения, – сказал Чиун. – И не забудь про звезды под надписью. Мне нравятся звезды.

– Будут, будут вам звезды, не сомневайтесь.

Дрейк Мэнген припарковался перед высотным многоквартирным домом поблизости от набережной Сен Клер, что проделывал почти каждую среду с тех пор, как женился.

Он поднялся на лифте в роскошную квартиру – пентхаус, которую снимал для своих любовниц. Они время от времени менялись, но квартира всегда была одна и та же. Поселять там любовниц стало у него как бы традицией. Ему нравилось втайне думать, что по натуре он традиционалист.

Он ногой закрыл за собой дверь и крикнул:

– Агата!

Интерьер был решен в наидурнейшем вкусе, вплоть до мебели в зебровидную черно белую полоску и картин с клоунами по черному бархату на стенах, но залитое мягким светом пространство благоухало любимыми духами Агаты, терпким ароматом порока. Одного вдоха было достаточно, чтобы заботы дня забылись как дурной сон, и Мэнген почувствовал, как забродили в нем соки.

– Агата! Папочка дома!

Молчание.

– Детка! Ты где?

Он скинул пальто на одно из отвратительно полосатых кресел. Дверь в спальню была чуть приоткрыта, и теплый свет, слабее, чем от свечи, сочился оттуда.

Значит, она в спальне. Отлично. Не придется терять полвечера на болтовню.

Болтовни ему хватает и дома. Болтовня – это единственное, что ему там перепадает.

– Что, детка, греешь мне местечко?

Он распахнул дверь.

– Вот умница. Ну, иди к папочке.

Но Агата не подняла головы. Она лежала на спине в шелковой красной пижаме и смотрела в потолок. Закинутая за голову рука спрятана под светловолосой гривой. С края кровати свисает нога.

Казалось, она следит за мухой, которая кружила над ее непомерным бюстом.

Ничего подобного. Мэнген видел, как муха приземлилась на кончик длинного носа Агаты, а та даже не поморщилась. Даже не моргнула.

Он шагнул к ней и тихо позвал:

– Агата?

Позади него захлопнулась дверь. Прежде чем повернуться, Мэнген наконец заметил дыру в красном шелке пижамной рубашки. Дыра выглядела так, будто ее прожгли сигаретой, однако с сердцевиной тошнотворного цвета сырого мяса, а вокруг по красному шелку расползлось пятно еще краснее, чем щелк.

Тот, кто захлопнул дверь у него за спиной, был высок, сухощав, с длинным шрамом, рассекшим правую скулу, и в перчатках. В руке он держал черный длинноствольный пистолет, нацеленный прямо в грудь Мэнгену. Сердце автопромышленника подпрыгнуло и заколотилось в горле. Он почувствовал, что сейчас задохнется, но, пересилив себя, рявкнул:

– Кто вы, черт побери, такой? Что тут происходит?

Человек со шрамом холодно улыбнулся:

– Можешь звать меня Римо. Сожалею, но пришлось утихомирить твою подружку: не согласилась сотрудничать. Все рвалась вызвать полицию.

– Да я вас даже не знаю... Почему вы... за что...

Убийца пожал плечами:

– Я против тебя ничего не имею, Мэнген. Ты всего лишь пункт в списке.

Палец его понемногу усилил давление на курок.