— Сделай еще одно — возьми плеть и тресни его как следует по ушам!
— Нет, я этого делать не буду. — Почему?
— Потому, что это очень жестоко по отношению к животному.
— А тебе-то что с того — осел-то не твой!
— Не мой.
— Он мой, и я могу его мучить сколько хочу. Давай, лупи его.
— Ты что, ему запрещала есть эти сладости?
— Нет.
— Вот в этом была твоя ошибка. Он думал, что раз это твоя собственность, можно есть. В следующий раз не забудь все ему разъяснить.
— Я прямо сейчас сделаю так, как ты говоришь; надеюсь, он меня поймет.
Она достала из моей седельной сумки плетку и направилась к ослу, грустно стоявшему поодаль и прядавшему ушами.
— Ты что натворил? — закричала она на него. — Кто ты после этого есть? Осел! Самый настоящий осел! Вот тебе! — И она угостила его плеткой. — Сладкий осел! — И она дала ему во второй раз. — Обжора! — Плетка опять просвистела в воздухе.
Но животное явно не получило в детстве достойного образования и не научилось спокойно сносить нападки хозяйки. Осел мигом развернулся и лягнул ее обеими задними ногами. Все произошло настолько быстро, что та не успела отскочить.
— Эфенди, он меня лягнул! Неблагодарная скотина! Посмотри, есть ли где-нибудь ссадины?
— Вроде не видно, хотя нет — вот уже синяк появился!
— О ужас, как я его буду лечить? Прямо копытом заехал! Если бы попал в грудь, я бы уже умерла! Больше не буду бить это чудовище!
— Вот в этом ты права. Я же тебе говорил не делать этого. А ты не послушалась моего совета.
— Осел — моя собственность. Как он посмел напасть на меня! Он испугал меня. Видишь, как я дрожу?
— Вижу.
— Помоги же мне!
— А что, все на самом деле так плохо?
— Настолько, что мне просто необходимо сесть и отдохнуть. — И она так стремительно опустилась на землю, что я едва успел отодвинуть корзинку.
— Вот, хорошо, теперь я могу перевести дыхание.
Отдохнув, она попросила меня уложить все в корзины и привести в порядок седло, чтобы забраться на осла. Меня эта просьба прямо-таки устрашила, поскольку я понятия не имел, как ее туда взгромоздить. Встав на ноги, она беспомощно огляделась.
— Что ты ищешь? — спросил я ее.
— Такую маленькую лестницу.
— Лестницу? Откуда в чистом поле ей взяться?
— Мне нужна лестница, чтобы подняться.
Я тоже с таким же безысходным видом стал оглядываться.
— Вон там, — показала она, — вон там я вижу пенек. Веди меня туда.
Мне стоило немалых трудов усадить ее в седло с пенька. Несчастный осел прямо-таки просел под ее весом, но ожил, как только почувствовал, что дорога идет домой. Вскоре я уже увидел первые домишки.
— Это Енибашлы?
— Нет, сначала будет Новый Енибашлы. Но это и есть наша деревня.
Мы въехали в деревню и приблизились к довольно большому дому. Моя спутница указала на задний двор, где мы и спешились. Там было выкопано множество ям, в которых помещались сосуды с какой-то цветной жидкостью. Итак, мы находились во владениях красильщика и пекаря Бошака.
Моя амазонка издала пронзительный вопль, который ей пришлось неоднократно повторить. Тут открылась дверца какого-то дощатого сарая, и высунулась физиономия, похожая на птичью. Вся одежда этого человека составляла некое подобие плавок. Но меня поразило другое — то, как он весь был раскрашен: тело сверкало всеми цветами радуги — от темно-синего до ярко-оранжевого. |