|
Вся одежда этого человека составляла некое подобие плавок. Но меня поразило другое — то, как он весь был раскрашен: тело сверкало всеми цветами радуги — от темно-синего до ярко-оранжевого. При этом он сохранял такое серьезное выражение лица, будто сие художество являлось чем-то самим собой разумеющимся.
Я слез с лошади и стал ждать дальнейшего развития событий. — Сигирджик, мою лестницу! — приказала она. Итак, его звали Сигирджик, то есть Скворец. Только весьма цветастый — с оперением, неведомым орнитологам. Он действительно поплелся к черному ходу дома, приволок большую стремянку и приставил ее к ослу. Всадница величественно сошла. — Чем занимается мой муж? — спросила она. — Не знаю, — последовал ответ. — Но должен же он что-то делать! — Нет. — Идиот! Где он? — Понятия не имею. — В комнате? — Нет. — В мастерской? — Нет. — А где? — Не знаю. — Вообще — дома ли он? — Нет. — Уехал? — Да. — Так бы сразу и сказал. Уведи осла. Раскрашенный слуга ответствовал с таким важным видом, будто речь шла о рауте английской королевы. Он взял животное под уздцы и отвел его за дом. — Сначала разгрузи его! — прикрикнула она. Он покорно кивнул и принялся разгружать осла. — Иди сюда, эфенди! — позвала она меня. Я привязал коня к железному колу, воткнутому в землю, и последовал за ней. Крепкий запах масла и щелочи ударил в нос. Слева находилось нечто, что я принял за печь для выпечки булок. Справа — вход в комнаты. Войдя внутрь, я увидел перед собой копию моей Земляники с одной лишь поправкой на возраст. То была дочь. Она была одета по-домашнему легко, как принято у болгар, черты ее лица оказались более миловидные, от своей матери она отличалась скорее восточной красотой. Перед ней стояло несколько мисок, и она увлажняла кожу молоком, не забывая отпивать его. — Икбала, что ты делаешь? — спросила мать. — Я снимаю пенки. — Но я вижу, что ты пьешь. — Да, и пью тоже. — Но пить надо из кружки или тарелки. — А мне и так вкусно! Мамашу такой ответ, похоже, удовлетворил, потому как, подойдя к ней, она любовно хлопнула ее по пухлой щечке и проворковала: — Сладкоежка моя! Тут «молочница» с удивлением уставилась на меня. Мать пояснила: — Этот эфенди остановится у нас ненадолго. — Почему? — Потому, что он устал. — Так пусть полежит на травке. Как ты можешь общаться с ним без покрывала да еще заводить ко мне, хотя знаешь, что я тоже без накидки! — О! Он мой друг и спаситель! — Ты что, попала в передрягу? — Еще в какую! Тут дочка посмотрела на меняболее снисходительно. — Тогда пусть остается. — И, повернувшись к матери, спросила: — Что-то случилось по дороге? — Да, несчастный случай. — Это я и так поняла. А что за случай? — Я не подумала о том, что сегодня один из пятидесяти несчастливых дней в году, иначе осталась бы дома. С полчаса ехала нормально, а потом передо мной разверзлась земля… — О Аллах! — воскликнула дочка в ужасе. — Голубой дым клубился вокруг… — Да ты что! — …и из этого дыма возник дух, призрак и протянул ко мне сто сорок четыре руки… — Аллах да сохранит тебя! Сколько же плохих духов на земле! — Да, дочь моя. |
