— Неужели до такой степени?

— Стал бы я врать. У тебя с ним дела?

— Может, расскажешь все-таки, что это за человек? Он известен?

— Определенному кругу. Могу живописать, как желаешь: внешне, внутренне?

— Сначала внешне.

— Да, я забыл, ты же не посещаешь рауты, откуда тебе знать Коршакеева.

— Даже так — он бывает на раутах?

— Бывает. Слизняк выше среднего роста с парикмахерской внешностью и идеально подвешенным языком. Прекрасно одевается, альфонс. Знакомится только с теми, с кем это выгодно. Достаточно?

— А в профессиональном смысле?

— Владеет слогом, но не всегда в ладах с принципами.

— А проще?

— Проще — гиена, принюхивающаяся, где пахнет падалью.

— Резко. Не причинил ли он тебе зла?

Четин налил пива, сделал большой глоток.

— Мне? Ты что. Я слишком мелкая цель, для него я не существую — за меня много не получишь.

— Теперь главное, дорогой Четин: на кого он работает? На «Новое время»?

— Не знаю.

— На «Биржевые ведомости»?

— Ни на кого. — Поймав взгляд Пластова, добавил: — Ни на кого, я ж тебе говорю. Кто больше заплатит.

— Четин, родной, мне нужно знать, для какой редакции сейчас собирает материал этот Коршакеев. Поможешь?

— Пас. У меня к нему нет никаких подходов.

— Тогда как это сделать?

— Если серьезно — никак. Коршакеев крутит большие дела, а большие дела, сам понимаешь, требуют тайны. — Сморщился: — Слушай, Арсений, давай все-таки о женщинах.

Пластов оставил на столе деньги.

— Давай, но в другой раз. За Коршакеева же спасибо.

15

Дома он прежде всего переоделся. Умывшись в ванной, накинул халат и, только выйдя, заметил: во вделанном в дверь почтовом ящике что-то есть. Открыл ящик, достал сложенный вчетверо листок, развернул — там было написано:

«Г-н Пластов, убедительно просим умерить любопытство и не совать нос куда не следует. В случае неповиновения последует действие. Запомните: мы предупреждаем только раз».

Больше на листке ничего не было. Повертев записку, решил: почерк скорее мужской. Все было хорошо, но записка опять спутала карты. Причем за него взялись плотно, не отпускают ни на минуту. Тронул ручку двери; надежды мало, но не исключено, что Амалия Петровна видела бросившего анонимку. Даже если не видела, нужно ее предупредить на будущее. Он хотел было уже открыть дверь, но раньше позвонили. Это оказался Хржанович; впустив ученика, Пластов показал листок. Изучив текст, Хржанович вернул бумажку:

— Откуда сие?

— Только что нашел эту штуку в почтовом ящике. Обратного адреса, как видишь, нет. Постой-ка, я загляну к Амалии Петровне.

Позвонив в соседнюю дверь, спросил:

— Амалия Петровна, вы не видели, кто опустил в мой почтовый ящик записку?

Соседка вытерла руки о фартук. Покачала головой:

— Арсений Дмитриевич, клянусь, я ничего не слышала. Странно.

— Вот и я думаю — странно.

— Вы же знаете, я всегда слышу, когда подходят к вашей двери. И обычно интересуюсь.

— На будущее, Амалия Петровна: в эти дни ко мне могут быть неожиданные визиты. Если меня не будет — я уж вас попрошу. Причем лучше даже не открывайте дверь, просто запомните кто.

— Конечно, Арсений Дмитриевич, о чем вы. Все сделаю, не беспокойтесь.

Вернувшись, кивнул Хржановичу:

— Непонятная история.