Поезд пополз далее.

По пути то и дело встречаются красивые постройки из дикого камня русско-китайской архитектуры, причём китайский стиль выражается лишь в драконах, которыми украшены крыши, крытые железом.

Часто попадаются «вышки», с которых часовые наблюдают за степью и появлением в ней хунхузов.

На каждой станции груды мешков с землёй для забаррикадирования окон казарм на случай нападения хунхузов.

За последние две недели таких нападений на станции было два, но оба отражены без потерь в людях с нашей стороны.

Пока что мы следуем благополучно.

Не могу не поделиться с читателями рассказом одного из моих попутчиков-офицеров о судьбе японского капитана Хирозе, погибшего при второй попытке заградить рейд Порт-Артура брандерами.

Он бросился спасать людей, но попавшим в него снарядом его разорвало надвое.

Половина его тела была взята японцами и с почестями предана погребению, а другая половина нашла себе могилу в русских водах.

Подъезжаем к Харбину, останавливаемся у знаменитого Сунгарийского моста, теперь, после известного покушения взорвать его, ещё более тщательно охраняемого.

Его осматривают. Наконец, наш поезд медленно пропускают.

Двенадцать часов ночи. Дождь льёт как из ведра. Остаёмся ночевать в поезде, так как до вокзала далеко.

Вчера, в девятом часу утра наш поезд, остановившийся, как я уже писал, на воинской платформе, перевели к Харбинскому вокзалу.

Пассажирский поезд отходит в 10 час. вечера, и мне пришлось бы остаться в Харбине и потерять целый день.

Это мне совсем не улыбалось!

Благодаря любезности коменданта я получил разрешение ехать с воинским поездом, который отходит в 12 час. 58 мин. дня.

Перед самым отъездом, уже сидя в вагонах, мы имели возможность полюбоваться представлением бродячей труппы китайских акробатов и жонглёров с дрессированной довольно крупной обезьяной.

Представление давалось тут же у рельс на положенной прямо на грязь циновке.

Дрессировка обезьяны изумительна, а чистота работы жонглёра и особенно акробата, мальчика лет двенадцати, доставила бы им одно из первых мест в столичном цирке или увеселительном саду.

Но трубач заиграл сигнал отправления — это в воинских поездах заменяет звонки, и поезд двинулся.

Наш путь идёт по южной Маньчжурии.

Насколько северная пустынна и малолюдна, настолько южная — заселена, живописна и обработана.

Повсюду возделанные поля, на которых копошатся китайцы; некоторые поля обработаны на диво.

Китайцы работают обнажённые до пояса, а то и совсем голые.

На станциях они толпятся в большом числе, продают редиску крупную, розовую и очень вкусную.

Китаянок совсем не видно.

Только на одной из станции появилась одна, за которой бежал совершенно голый сынишка лет шести, и то уже в то время, когда поезд отходил от станции.

Словом, «взор кругом картины мирные встречает», а между тем на каждой станции, на каждом разъезде построены каменные блокгаузы, окружённые толстыми стенами из дикого камня с бойницами, образующие по углам башни для обстреливания с флангов.

Водокачки все также обделаны диким камнем и в них устроены бойницы.

Повсюду устроены «вышки» для наблюдения за окрестностями.

Китайские деревья тоже в большинстве окружены земляными валами.

Вы едете мимо маленьких крепостей и окопов, что на первый взгляд кажется странным среди этих окружающих вас картин мирного труда.

А между тем, к сожалению, это более чем необходимо.

Хунхузы то и дело дают о себе знать в этих местах и поблизости.

Так недавно они напали на станцию Тайтаково, сожгли сторожку и убили жену сторожа, которая не потушив огня полезла доставать хранящийся на полатях патронташ мужа.

Выстрел в окно убил несчастную наповал.