Такие же, но не столь многочисленные караулы с унтер-офицерами во главе стоят и дальше у каждого, даже маленького мостика.
Построены для этого караульные домики и разбиты палатки.
Едем дальше по Самарской и Уфимской губернии, местность гористая, пустынная, кое-где попадаются татарские селения с мечетями, татары толкутся на станциях в белых поярковых шляпах.
Они осматривают наш поезд и всех нас, широко улыбаясь.
Татарские деревни очень неказисты, но попадающиеся изредка по пути русские посёлки ещё хуже: развалившиеся мазанки, полуприкрытые крышами из прогнившей соломы.
То и дело обгоняем воинские поезда.
Вид у солдат бодрый, здоровый, попадаются бородачи в летах — это запасные.
Слышится весёлый говор, смех, вызванный удачно сказанным метким словом, или прибауткою, вот разносится по степи, эхом откликаясь в горах, бравая русская, или специально солдатская песня.
С какою-то особою силою укрепляется в душе вера в мощь русского народа, сыны которого с таким, не только спокойным, но прямо радостным настроением идут помериться силами с врагами своего отечества, положить, если нужно, за последнее свои головы.
В этой естественной удали русского солдата, нет ни малейшей рисовки, это простое обычное настроение людей, не знающих страха и презирающих опасность, а это настроение — залог победы.
— Наш солдат — золотой солдат! — сказал мне подполковник Томашевский, о котором я уже упоминал. — Надо только уметь с ним обращаться… Его надо беречь, так как сам себя он не бережёт…
Трогательная сцена разыгралась при остановке в Пензе, где мы настигли первый воинский поезд.
Полковника Леш радостно приветствовал один из запасных нижних чинов, призванных на действительную службу.
Он был, как оказалось, фельдфебелем в роте, когда полковник Леш был штабс-капитаном.
Их полк стоял в Закаспийской области.
Полковник Леш тоже сразу узнал своего бывшего фельдфебеля и сердечно поздоровался с ним.
Солдатика искренно порадовала эта память начальства.
— Значит опять послужим…
— Рад стараться, ваше высокородие!
Полковник дал своему бывшему фельдфебелю два рубля.
— Напрасно беспокоитесь, ваше высокородие, не затем я подошёл… — отказывался солдатик.
— Знаю, знаю, а дают — так бери.
— Слушаю-с, ваше высокородие…
И солдатик опустил рубли в карман шинели.
Что-то тёплое, сердечное сказалось в этой сцене, в этих отношениях солдата к офицеру.
Не могу не привести маленькой беседы с одним из моих спутников-офицеров, касавшейся так сказать литературной, если можно так выразиться, стороны войны.
Для многих штатских людей это будет новостью.
Мой собеседник во время китайского похода 1900 года был полковым адъютантом.
— Мне пришлось тоже много писать… — сказал мне он.
— Писать? — удивился я. — На войне? Во время похода?
— Да именно! Ведь на обязанности полкового адъютанта лежит вести «Журнал военных действий», где записывают все переходы полка, переправы, действия полка во время сражений, причём в журнал же заносятся кроки пройденных местностей… Работа тяжёлая, кропотливая и ответственная…
— Для чего же служит этот «журнал»?
— Прежде всего для истории полка, как материал, затем для соображений начальствующих лиц, по поводу наград, а в общем все журналы представляют из себя драгоценный материал для истории той или другой войны.
Это, действительно, материал драгоценный!
III
Жизнь в поезде
Четвёртый день в дороге, живём, так сказать, в поезде. |