|
Я должен удалиться, чтобы не видеть тебя, занять себя другими интересами, отдаться борьбе, участвовать в общественной деятельности... - И забыть? - спросила Нетти. - Не забыть, - отвечал я, - но перестать вечно думать о тебе. Она несколько секунд молчала. - Нет, - проговорила она наконец, уничтожив последнюю фигуру, сложенную из лепестков, и взглянула на Веррола, который в эту минуту пошевелился и облокотился на стол. До этого он сидел, наклонившись вперед, и пальцы его рук были сцеплены. - Знаете ли, - сказал Веррол, - я об этом почти не думал. В школе, в университете об этом не думают. Там, наоборот, мешают думать. Теперь все это, конечно, изменят. Мы, по-видимому, - он задумался, - по-видимому, касаемся вопросов, с которыми сталкивались, когда читали древних, когда пытались толковать, например, Платона, но никому и в голову не приходило перевести их с мертвого языка на язык живой жизни... Он умолк и затем, как бы отвечая на какой-то свой невысказанный вопрос, продолжал: - Нет. Я согласен с Ледфордом, Нетти, что люди по самой Природе своей исключительны. Разум свободен и общается со всем миром, но женщина может принадлежать только одному мужчине. Все соперники должны быть устранены. Мы созданы для борьбы за существование, борьба - наша сущность; все живущее борется за существование, а значит, и самцы борются из-за самок и по отношению к каждой женщине один одерживает победу. Остальные же удаляются. - Как животные, - заметила Нетти. - Да... - В жизни есть и многое другое, - сказал я, - но в общем это так. - Но ведь вы не боретесь! - воскликнула Нетти. - Все это изменилось потому, что у людей есть разум. - Ты должна выбрать, - сказал я. - А если я предпочитаю не выбирать? - Ты - уже выбрала. - Ох, - воскликнула она не без досады. - Почему мы, женщины, всегда рабыни пола? Неужели же наступивший великий век Разума и Света ничего в этом не изменит? И мужчины тоже. Я нахожу все это нелепым. Я не считаю такое решение вопроса правильным, это только дурные привычки прошлого, которое... Инстинкты! Но ведь вы не позволяете вашим инстинктам руководить вами во множестве других дел. Вот я теперь между вами. Вот Эдуард. Я люблю его потому, что он веселый и приятный, и потому, что... ну, просто потому, что он мне нравится. И вот Вилли, частица моего я, моя тайная любовь, мой старый друг. Почему мне нельзя иметь обоих? Разве я не разумное существо, что вы всегда должны думать обо мне только как о женщине? Всегда видеть во мне только предмет борьбы? - Она на мгновение замолчала и вдруг обратилась ко мне с неожиданным предложением: - Останемся вместе, все трое. Не будем расставаться. Разлука - это ненависть, Вилли. Почему бы нам не остаться друзьями? Почему бы не встречаться, не разговаривать? - Разговаривать? - сказал я. - Разговаривать о таких, например, вещах, как сейчас? Я взглянул через стол на Веррола, и наши взоры встретились; мы старались взаимно проникнуть в душу друг друга. Это была честная, прямая проверка, откровенная борьба. - Нет, - решил я. - Между нами это невозможно. - Никогда? - спросила Нетти. - Никогда, - убежденно ответил я. |
