Въ сосѣдней гостинной было довольно тихо. Три старца и дама, говорившая съ докторомъ, молча усѣлись за карточный столъ, Брукъ тихимъ голосомъ бесѣдовалъ съ Генріэттою, а дѣвица Гизе серьезно слѣдила за играющими въ вистъ.

Такимъ образомъ весь разговоръ о музыкальныхъ способностяхъ Кети былъ слышанъ въ гостинной, и при послѣднихъ словахъ Флоры, Генріэтта быстро встала съ своего мѣста и вошла въ музыкальный залъ.

– Кети, – вскричала она, – ты играешь, занимаешься музыкою, а между тѣмъ ни разу не дотронулась до клавишей?

– Ты видишь, что рояль стоитъ возлѣ кабинета Флоры; могла ли я безпокоить ее своею игрой? – отвѣтила Кети спокойно, – мнѣ и самой часто хотѣлось поиграть на этомъ чудномъ инструментѣ; мой піанино въ Дрезденѣ далеко не такъ хорошъ. Онъ купленъ уже подержаннымъ. Докторша нѣсколько разъ собиралась писать къ Морицу и просить его купить мнѣ новый, но я всегда была противъ этого. Однако теперь, когда Морицъ показалъ мнѣ извѣстный шкафъ, застѣнчивостъ моя прошла и я желаю имѣть точно такой же рояль, какъ этотъ.

– Онъ стоитъ тысячу талеровъ! Такую сумму нельзя необдуманно употребить на свою прихоть, Кети!

– Кто-же у васъ играетъ на этомъ инструментѣ? – спросила Кети съ чувствомъ оскорбленнаго самолюбія, – кому оно доставляетъ наслажденіе? На немъ разыгрываютъ только гости. Неужели-же нельзя употребить капиталъ для своей собственной личности?

Совѣтникъ подошелъ къ ней и взялъ ее за руку, онъ въ первый разъ замѣтилъ на лицѣ Кети выраженіе полной энергіи и твердости.

– Не волнуйся, дитя мое, – сказалъ онъ, – вѣдь ты не можешь назвать меня скупымъ опекуномъ. Поди, съиграй намъ что нибудь и докажи что ты дѣйствительно занимаешься музыкою и любишь ее; большаго я не требую, и тогда ты получишь желаемый инструментъ.

– Послѣ всего вышесказаннаго, я, конечно, неохотно исполню твое требованіе, Морицъ, но не люблю тоже заставлять себя просить, – сказала Кети, взявъ съ рояля ноты и садясь на стулъ.

– Къ чему же ты взяла ноты? Съиграй намъ что нибудь изъ твоихъ произведеній, – сказала Флора съ сардоническою улыбкою на губахъ.

– Я и свои сочиненія не помню наизусть, – сказала Кети, выходя изъ комнаты. Минуту спустя она вернулась съ нотами въ рукахъ и разложила ихъ на пюпитрѣ.

– Чье это сочиненіе? – спросила Флора, перелистывая тетрадь.

– Вѣдь ты сама просила меня съиграть что либо изъ моихъ произведеній?

– Вѣрно, но ты конечно ошиблась – эта піэса напечатана?

– Такъ что-жь такое, что напечатана? Развѣ это кажется для тебя страннымъ? Вѣдь твои сочиненія являются въ печати, – отвѣчала Кети придвигая стулъ къ роялю. – Мои учителя напечатали эту фантазію не сказавъ мнѣ ни слова, желая сдѣлать мнѣ сюрпризъ ко дню моего рожденія.

– Да, это можно было только вообразить себѣ, – сказала Флора небрежнымъ тономъ.

Между тѣмъ Генріэтта нагнулась черезъ плечо Кети и сказала, указывая на заголовокъ:

– Посмотри, Флора, это изданіе Шатъ и сыновья, эта фирма не будетъ заниматься пустыми шутками. Кети, скажу правду! Твои сочиненія знакомы публикѣ, ихъ покупаютъ?

Молодая дѣвушка покраснѣла и утвердительно кивнула головою.

– Правда то, что первый печатный выпускъ моихъ произведеній былъ поднесенъ мнѣ въ день моего рожденья, – сказала она твердымъ голосомъ и начала играть.

Это была тихая, простая мелодія, проникавшая прямо въ сердце слушателя, такъ что съ первыхъ же тактовъ игроки сложили карты, и устремили свой взоръ на молодую дѣвушку, спокойно сидѣвшую передъ роялемъ; не трудно было замѣтить, что Кети не имѣла ни малѣйшаго желанія блеснуть бѣглостью пальцевъ, но звуки лились прямо въ душу.