– Въ самомъ дѣлѣ? А знаешь ли, что на это потребовалось бы побольше мужества, чѣмъ для чтенія лекціи Эстетики передъ цѣлою аудиторіею студентовъ, – перебила ее Генріэтта, злобно улыбаясь.

Флора бросила презрительный взглядъ на сестру.

– На такую маленькую эхидну, какъ ты, не стоитъ обращать вниманія. Что ты можешь понимать въ идеалахъ? Впрочемъ ты права, говоря, что мое мѣсто скорѣе на кафедрѣ, чѣмъ подлѣ человѣка, плохо изучившаго свою спеціальность – такой жизни я-бы не вынесла.

– Это ужь твое дѣло, дитя мое, – сказала президентша, – ты должна помнить, что никто не принуждаетъ тебя надѣвать себѣ петлю на шею.

– Я это отлично знаю, бабушка, и знаю также, что ты съ большимъ удовольствіемъ желала-бы видѣть меня женою разслабленнаго и обанкрутившагося камергера фон-Штетена. Вмѣстѣ съ тѣмъ я не могу не сознаться, что никогда не поддаюсь ни чьему вліянію, и сама знаю какъ руководить собою.

– Это твое неотъемлимое право, – отвѣчала пожилая дама съ холодностью. – Только прошу тебя замѣтить, что ты будешь имѣть во мнѣ упорную противницу, если дѣло огласиться. Ты очень хорошо знаешь меня; – я могу скорѣе перенести домашніе раздоры, чѣмъ публичный, семейный скандалъ. Не забывай, что я живу съ вами и взяла на себя роль представительницы этого дома, а потому могу требовать полнаго уваженія къ моему имени и моему положенію въ свѣтѣ. Я вовсе не желаю, что-бъ общество перемѣнило о насъ хорошее мнѣніе.

Совѣтникъ быстро отвернулся, подошелъ къ окну и углубился въ темную даль. Сильный вѣтеръ съ шумомъ и свистомъ гудѣлъ между деревьями, а въ красныхъ полосахъ свѣта отъ лампы кружились снѣжныя хлопья и быстро мѣнялись одна за другою, какъ мучительныя мысли въ его головѣ. Онъ нѣсколько минутъ тому назадъ боролся съ собою, и хотѣлъ сознаться во всемъ только одной Флорѣ, но теперь видѣлъ, что именно ей и нельзя было сказать ни одного слова; такъ какъ гордая, самолюбивая дѣвушка непремѣнно прокричала бы его признаніе всему свѣту, хоть и не изъ любви къ Бруку, а просто, что-бъ оправдать передъ людьми выборъ своего сердца, или вѣрнѣе сказать своего ума.

Между тѣмъ Генріэтта стояла передъ бабушкою, съ видомъ насмѣшки и негодованія.

– Такъ ты только изъ боязни къ свѣтской молвѣ хочешь, что-бъ сестра не вмѣшивалась въ это дѣло? Такимъ манеромъ она очень дешево отдѣлается. Ты, конечно, одобришь ее, если она съумѣетъ искустно скрыть вѣроломство? Впрочемъ, бабушка, тебѣ нечего бояться скандала, ты живешь въ салонахъ и знаешь, что общество съ особенною снисходительностью смотритъ на грѣшниковъ высокаго полета…

– Я попрошу тебя, Генріэтта, провести остальную часть вечера у себя въ комнатѣ, – сказала президентша серьезно. – Съ твоею раздражительностью невозможно возвратиться въ салонъ.

– Какъ желаешь, бабушка! Пойдемъ, Гансъ, – сказала Генріэтта прижимая птичку къ своему лицу, – мы очень рады удалиться, ты тоже не любишь старыхъ придворныхъ дамъ, а медицинскаго совѣтника Бера можешь больно клюнуть въ палець, когда онъ кормитъ тебя сахаромъ. Прощай, бабушка – до свиданія, Морицъ! – Съ этими словами она переступила порогъ, но потомъ снова обернулась. – Эта упрямая особа, – сказала она, – вѣроятно не удержится на дорогѣ, предписанной покойнымъ отцомъ; при его жизни она не смѣла такъ вольничать, онъ ни за что не позволилъ бы ей взять назадъ слово, данное честному человѣку.

Сказавъ это она ушла, но слышно было, какъ душившія ее слезы неудержимо хлынули изъ ея глазъ.

– Слава Богу, что она наконецъ ушла, – сказала Флора, – право, нужно сильно владѣть собою, чтобы не потерять съ нею всякое терпѣніе.