– В этом продукте очень низкое содержание холестерина, – заметил Дэниел, когда Бонни вдруг громко расхохоталась.
– Ты лучше посмотри вон на тех красавцев.
– А я что, по-твоему, делаю? Смотрю во все глаза. О ля-ля-ля! С ума можно сойти!
Мужчины в деревне одевались лишь в яркие красные покрывала, перекинув их через плечо и перевязав на поясе ремнем. При малейшем дуновении ветерка свободно свисавшая ткань приподнималась, открывая то, что составляло самую большую гордость этих высоченных красавцев. Они не только не стеснялись, но, напротив, позволяли Бонни снимать их в разных ракурсах и самым крупным планом, беззастенчиво и вызывающе поглядывая в объектив.
Выехав из деревни, «лендровер» выбрался на основную трассу, и им навстречу потекли пустые самосвалы и огромные лесовозы, груженные пиленым лесом. Изъезженная тяжелыми колесами дорога превратилась в глубокую колею; клубами поднималась пыль, покрывая толстым красноватым слоем листву деревьев по обеим сторонам.
Бонни осталась довольна, сделав несколько кадров с лесовозами, выезжавшими из красноватых облаков пыли. Машины, похожие на страшных доисторических монстров, производили сильное впечатление.
Спустя два дня после начала путешествия они выехали на берег широкой реки, пересекли ее на пароме. И, когда наконец оказались на противоположном берегу, даже Бонни невольно присвистнула, со страхом задрав голову и вглядываясь в зеленую крону гигантских деревьев, обступивших их плотной стеной.
– Они похожи на мифических великанов, подпирающих небо, – взволнованно прошептала она, направляя объектив на зеленую гущу.
И воздух, и свет в лесу – все было совсем иным по сравнению с сухой саванной. Под густыми кронами все дышало влагой, зеленый полумрак делал мир вокруг таинственным и странным.
Сначала они следовали по дороге, отстоявшей километра на полтора в обе стороны от леса. Однако, проехав около восьмидесяти километров, свернули на совсем недавно проложенную сквозь девственный тропический лес трассу. И чем глубже они забирались в этот гигантский лес, тем ближе к дороге подступали огромные деревья, пока наконец их кроны не сомкнулись у них над головой, и теперь маленький отряд ехал словно по туннелю, в зеленоватом полумраке которого тонуло все вокруг.
Даже рев попадавшихся им навстречу грузовиков казался приглушенным, ибо деревья и густая листва словно поглощали чуждый и враждебный им звук. Дорогу впереди выложили распиленными бревнами, засыпали мелким гравием, дабы колеса тяжеловозов не проваливались в мягкую почву.
– На обратном пути самосвалы загрузят гравием из карьеров на берегу озера, – пояснил Кейджо. – Так что пустыми они не поедут. Без гравия дороги очень быстро превратятся в непроходимое болото. Дожди здесь идут почти каждый день.
Кроме самосвалов и лесовозов, теперь через каждые километр-полтора на пути им встречались большие отряды рабочих, мужчины и женщины, которые мостили дорогу бревнами и засыпали их гравием.
– Что это за люди? – поинтересовался Дэниел.
– Осужденные, – нисколько не смущаясь, ответил Кейджо. – Вместо того чтобы тратить деньги на их содержание в тюрьмах, мы разрешаем им работать, и тем самым они отдают свой долг обществу.
– Слишком много осужденных для такой маленькой страны, – заметил Дэниел. – В Убомо, похоже, очень высока преступность. – Все угали – воры, мошенники и разбойники, от которых одни неприятности, – проговорил Кейджо тоном, не терпящим возражений, а потом, оглядевшись, внезапно испуганно вздрогнул. – Я ненавижу это место! – вскричал он в приступе дикой ярости. – Ненавижу! Здесь зло и ужас, и годится оно для тварей, вроде обезьян, и их близких родственников – пигмеев бамбути. |