— Нѣтъ. Мнѣ хотѣлось-бы, чтобы Ая-Софія была для васъ послѣдняго удовольствіе. Отсюда мы поѣдемъ въ Голубинаго мечеть и тоже не будемъ входить въ нее. Зачѣмъ давать лишняго серебрянаго меджидіе турецкаго попамъ? Внутри ее только англичане смотрятъ. Въ ней есть восемь колоны изъ ясписъ — вотъ и все. А мы войдемъ въ Караванъ-Сарай, котораго идетъ вокругъ всего мечеть, и посмотримъ знаменитаго баязитскаго голуби. Мечеть этаго называется — Баязитъ-мечеть.

Лошади мчались, проѣхали двѣ-три торговыя узенькія улицы съ турками ремесленниками, работающими на порогахъ лавокъ, и переполненныя рыжими собаками и сѣренькими вьючными осликами, тащущими перекинутыя черезъ спины корзинки, набитыя бѣлымъ печенымъ хлѣбомъ, и наконецъ выѣхали на площадь. На площади вырисовывалась громадная мечеть довольно тяжелой архитектуры, окруженная высокой каменной оградой, напоминающей нашу монастырскую. Также высились каменныя ворота въ оградѣ съ какимъ-то жильемъ надъ ними, а надъ входомъ, гдѣ у насъ обыкновенно находятся большія иконы, былъ изображенъ полумѣсяцъ и подъ нимъ изреченія изъ Корана золотыми турецкими буквами на темно-зеленомъ фонѣ. У воротъ ограды въ два ряда, направо и налѣво, шпалерами выстроились торговцы въ фескахъ и чалмахъ, халатахъ и курткахъ, продающіе съ ларьковъ сласти, стеклянную и фарфоровую посуду, самыя разнообразныя четки, тюлевыя покрышки для лицъ турецкихъ женщинъ, пестрые турецкіе пояса и цѣлыя груды апельсиновъ.

— Вотъ она Баязитъ-мечеть, сказалъ съ козелъ Нюренбергъ, оборачиваясь къ супругамъ.

— Батюшки! Да тутъ цѣлая ярмарка. Точь въ точь, какъ въ нашихъ глухихъ монастыряхъ во время храмоваго праздника, сказалъ Николай Ивановичъ и спросилъ проводника:- Всегда здѣсь торгуютъ?

— Каждый день. Это доходъ здѣшняго попы. Въ Караванъ-Сарай въѣзжать на лошадяхъ нельзя. Мы должны здѣсь слѣзть.

Кучеръ остановилъ лошадей, супруги вышли изъ коляски и между рядами торговцевъ направились въ ворота. Крикъ поднялся страшный. Каждый торговецъ совалъ имъ свой товару и кричалъ во всю ширину глотки, размахивая руками, а одинъ черномазый турокъ съ повязанной по лбу русскимъ полотенцемъ феской, концы котораго, вышитые красными пѣтухами, свѣсились ему на плечо, даже схватилъ Николая Ивановича за рукавъ, такъ что Николай Ивановичъ насилу отъ него вырвался. Супруги были уже у самыхъ воротъ, какъ вдругъ отъ одного изъ ларьковъ съ посудой раздался русскій выкрикъ:

— Господинъ московскій купецъ! Поддержите коммерцію!

Супруги вытаращили глаза и остановились. Кричалъ рыжебородый халатникъ въ большой бѣлой чалмѣ, перевитой съ узенькимъ кускомъ зеленой матеріи.

— Купите, вашего сіятельство, что-нибудь для своей барыни, продолжалъ онъ очень чисто по-русски и черезъ ларекъ съ посудой протягивалъ имъ съ чѣмъ-то пакетики. — Вотъ чай есть московскій, настоящее казанское яичное мыло есть.

— Князь? вырвалось у Николая Ивановича восклицаніе.

— Такъ точно-съ… Вашъ Казанскій… Будьте здоровы, а намъ поддержите коммерцію.

— Татаринъ? все еще недоумѣвая спрашивалъ его Николай: Ивановичъ.

— Вотъ, вотъ… Вашъ землякъ. Купите что нибудь, ваша свѣтлость.

— Глаша! Въ Константинополѣ около мечети соотечественникъ явился! обратился съ женѣ Николай Ивановичъ. — Надо у него купить что-нибудь на память. Въ Константинополѣ нашъ русскій татаринъ! И смотри, какъ чисто говоритъ по-русски!

— Съ малолѣтства на Хитровомъ рынкѣ торговалъ, ваше степенство, такъ какъ же мнѣ по-русски не говорить!

— Удивленъ! Пораженъ! покачалъ головой Николай Ивановичъ и улыбался.

— Здѣсь ихъ много бѣглаго изъ Россіи, шепнулъ ему Нюренбергъ.

Глафира Семеновна стояла уже около ларька и разсматривала посуду.

— Вотъ развѣ полдюжины этихъ кофейныхъ чашечекъ съ турецкими надписями купить, говорила она мужу, показывая миніатюрную чашечку.