– Поздравляю, друг, ты развиваешься с поразительной быстротой, – сказал он. – Если процесс не замедлится в темпе, через недельку тебя уже можно будет за деньги демонстрировать. Темпорарии, говоришь? Неужели Эдик твой самостоятельно до этого додумался?

– А что, разве нет у них темпорариев? – с интересом спросил Темин. – Выходит, Эдик натрепался? Нет, я думаю, он в крайнем случае прихвастнул, не мог он полностью сочинить. Может, их просто еще не доставили.

– Да откуда их доставят, если они в природе не существуют? Ускорители там у них стоят, понятно тебе? – говорил Линьков и чувствовал, что ровно ничего Темин не понимает. – А ускорители – это поля, ясно? А для полей нужна энергия…

– Ну и что? – легкомысленно спросил Темин. – Поля так поля, это мне без разницы, но факт тот, что энергия накапливается в неимоверном количестве. А поля твои – они, думаешь, все выдержат? Дойдут до точки – и взорвутся!

– Я тебе, Валентин, брошюрку принесу завтра, ты почитай, – ухмыляясь, сказал Савченко. – А то девушки тебе отставку будут давать, по причине крайнего бескультурья. По‑моему, я даже наблюдал вчера один такой факт. В 21:00, на углу Советской и Тургеневской, было дело? Такая блондиночка спортивного образца?

– Да ну ее, эту блондиночку, строит из себя…

– Ладно, ребята, пошел я все же, – со вздохом сказал Линьков.

– А что, очень неохота? – поинтересовался Темин, явно обрадовавшись, что разговор переключился.

– Тебя бы туда… с твоими темпорариями, – мрачно ответил Линьков, надевая плащ.

– Брось переживать, говорю, – сочувственно отозвался Савченко. – Люди же они там, человеки, в этом самом Институте Времени, а не что другое.

– Ты лучше вот что скажи, раз уж такой храбрый: если я до отпуска не успею закончить это дело, ты его на себя примешь?

– Да ты что? – изумился Савченко. – За три дня не успеешь такое простое дело оформить? Нет, это определенно тебе отпускные настроения давят на психику.

Линьков обернулся, стоя на пороге.

– Не верю я в тамошние простые дела, – загробным тоном сказал он. – Не бывает там простых дел, и хлебнем мы горя с этой историей, помяните мое слово. Прощайте, друзья, не поминайте лихом. Оваций не надо, памятников, ежели что, тоже не требуется, а вместо духового оркестра пускай Валя Темин разъяснит собравшимся адскую сущность взрывающихся полей, и тогда общественность навеки запомнит день моих похорон.

Сказав все это, Александр Григорьевич Линьков снова вздохнул и мужественно двинулся по направлению к Институту Времени.

1

Утром 21 мая меня разбудил телефонный звонок. Мне под утро всегда особенно спать хочется, так что я хоть и вскочил, и трубку взял, но толком не понимал, во сне это происходит или наяву. В основном я удивлялся, чего это мне Шелест звонит, да еще в такую рань. Но Шелест не стал объяснять, почему звонит, а только хмуро сказал:

– Вот что, Борис, немедленно приезжай в институт. Жду тебя, – я положил трубку.

Тут уж я, конечно, проснулся насовсем, быстренько собрался, даже зарядку аннулировал, наспех состряпал и проглотил яичницу и в автобусе все думал: что же такое стряслось у нас в институте. Если из Москвы кто прилетел, так чего ему не терпится, какого лешего людей прямо из постели вытаскивают, когда в институте никому, кроме уборщиц, делать еще нечего.

Вошел я в вестибюль, и первое, что увидел, – стоит наш директор, а с ним Шелест и еще какой‑то гражданин, и лица у них у всех такие… Тут уж я не то что понял, но просто почуял, что бедой пахнет.