|
Симочка покойно улыбалась: - Как - куда? Мне отдашь. Я сохраню. Пиши, милый. - И еще высматривала в нем: - Скажи, а твоя жена - очень красивая? Зазвонил индукторный полевой телефон, которым будка соединялась с лабораторией. Сима взяла трубку, нажала разговорный клапан, так что ее стало слышно на другом конце провода, но не поднесла трубки ко рту, а - раскраснелая, в растрепанной одежде - стала читать бесстрастным мерным голосом артикуляционную таблицу: - ... дьер... фскоп... штап... Да, я слушаю... Что, Валентин Мартыныч? Двойной диод-триод?.. Шесть-Гэ-семь нету, но кажется есть шесть-Гэ-два. Сейчас я кончу таблицу и выйду... гвен... жан... - и отпустила клапан. И еще терлась головой о грудь Глеба. - Надо идти, становится заметно. Ну, отпустите меня... Но в голосе ее не было никакой решительности. Он плотней охватил и сильно прижал ее к себе вверху, внизу, всю: - Нет!.. Я отпускал тебя - и зря. А вот теперь - нет! - Опомнитесь, меня ждут! Надо лабораторию закрывать! - Сейчас! Здесь! - требовал он. И целовал. - Не сегодня! - возражала она, послушная. - Когда же? - В понедельник... Я опять буду дежурить, вместо Лиры... Приходите в ужинный перерыв... Целый час будем с вами... Если этот сумасшедший Валентуля не придет... Пока Глеб открывал одни и отпирал другие двери, Сима была уже застегнута, причесана и вышла первая, неприступно-холодна. 14 - Я в эту синюю лампочку когда-нибудь сапогом запузырю, чтоб не раздражала. - Не попадешь. - С пяти метров - чего не попасть? Спорим на завтрашний компот? - Ты ж разуваешься на нижней койке, метр добавь. - Ну, с шести. Ведь вот, гады, чего не выдумают - лишь бы зэкам досадить. Всю ночь на глаза давит. - Синий свет? - А что? Световое давление. Лебедев открыл. Аристипп Иваныч, вы не спите? Не откажите в любезности, подайте мне наверх один мой сапог. - Сапог, Вячеслав Петрович, я могу вам передать, но ответьте прежде, чем вам не угодил синий свет? - Хотя бы тем, что у него длина волны короткая, а кванты большие. Кванты по глазам бьют. - Светит он мягко, и мне лично напоминает синюю лампадку, которую в детстве зажигала на ночь мама. - Мама! - в голубых погонах! Вот вам, пожалуйста, разве можно людям дать подлинную демократию? Я заметил: в любой камере по любому мельчайшему вопросу - о мытье мисок, о подметании пола, вспыхивают оттенки всех противоположных мнений. Свобода погубила бы людей. Только дубина, увы, может указать им истину. - А что, лампадке здесь было бы подстать. Ведь это - бывший алтарь. - Не алтарь, а купол алтаря. Тут перекрытие междуэтажное добавили. - Дмитрий Александрыч! Что вы делаете? В декабре окно открываете! Пора это кончать. - Господа! Кислород как раз и делает зэка бессмертным. В комнате двадцать четыре человека, на дворе - ни мороза, ни ветра. Я открываю на Эренбурга. - И даже на полтора! На верхних койках духотища! - Эренбурга вы как считаете, - по ширине? - Нет, господа, по длине, очень хорошо упирается в раму. |
