Когда же надоест путешествовать, они остановятся, где только захотят. В Венеции, Лондоне, Нью‑Йорке. Решать он предоставит ей.
Юлия нарушила молчание лишь на Бисмарк‑штрассе. Опустила солнцезащитный козырек над лобовым стеклом, лизнула палец и потерла кожу под глазами. Затем неожиданно спросила:
– Неужели вы никогда не хотели иметь детей? Вы с женой?
Вопрос поразил его. Он невольно припомнил, как много лет назад, совсем неподалеку отсюда, на набережной Кайзер‑Фридрих‑Уфер, они с Робертом наблюдали за водяной крысой, бегавшей по берегу в поисках чего‑нибудь съедобного. Теплым летним вечером они стояли на узком железном мосту через канал. Над крышами пылала необычайно красная вечерняя заря. Не меньше четверти часа они глядели на крысу, облокотясь на перила, и разговаривали про животных, которые когда‑нибудь завоюют весь земной шар: крысах, тараканах, муравьях.
Юлия убрала козырек и вытащила из кармана сигареты.
– Йон, я задала тебе вопрос. Ничего, если я закурю? Не возражаешь?
– Нет. – В его автомобиле никто никогда не курил, но ничто из того, что делает она, не может ему помешать. – Детей? Да. Раньше. Но не получилось.
– По какой причине?
Тогда, на мосту, рядом с ними остановились две женщины и с ними ребенок, широкоплечее полуторагодовалое существо с косматой головой. Женщины терпеливо уговаривали его посмотреть вниз, на берег. Когда ребенок наконец увидел крысу, он издал невнятные звуки, задергался и ударил кулаками по железным перилам. Не сговариваясь, Йон и Роберт молча постояли еще немного – им не хотелось показаться невежливыми, – а потом пошли дальше. Вся сцена с этим ребенком, крысой и огненным небом таила в себе что‑то зловещее.
– Однажды она забеременела, – сказал он. – В самом начале, примерно через год после свадьбы, но на шестом месяце случился выкидыш. Точной причины не знали и врачи. А потом… – Он пожал плечами.
В течение многих лет он почти не вспоминал о том грустном отрезке в его жизни. Потеря ребенка затронула тогда и его; он стал считать себя неудачником, неспособным произвести на свет здоровое потомство. Правда, он тогда никак не выказал своего горя – хотел стать для Шарлотты опорой, ведь она совершенно ушла в себя. А опора должна быть крепкой. Впоследствии она не раз упрекала его за то, что он не горевал вместе с ней.
– Для тебя это важно? – поинтересовалась Юлия. – Ну, то, что ты никого не оставишь после себя. – Она выпустила дым, выпятив нижнюю губу, и добавила с нескрываемой насмешкой: – Я знаю мужчин, которые видят в продолжении рода главную цель жизни.
– Возможно, я все‑таки оставлю после себя потомство. – Он ударил по тормозам, едва не проскочив перекресток на красный свет. Точно как тогда, когда хотел догнать Эвелин. Интересно, преподает ли она до сих пор французский и историю в гимназии «Элен Ланге»?
– Как ты думаешь, – спросила Юлия, – есть ли у тебя где‑нибудь дети?
– Точно ничего не могу сказать. – Он пожал плечами. – Между прочим, мне даже трудно представить, что ты сама думаешь на эту тему. Ты‑то хочешь когда‑нибудь родить ребенка?
– Ничего не знаю, – ответила она после короткой паузы. – В данный момент эта тема не актуальна. Но я ничего не хочу загадывать наперед и утверждать что‑либо определенно. – Она улыбнулась и положила ладонь на его бедро.
Тогда, после неудачных родов Шарлотты, он иногда затрагивал эту тему, но с большой осторожностью – ожидая эмоциональных взрывов и потоков слез. Пока я еще не готова, каждый раз отвечала жена, и в конце концов он перестал спрашивать. Потом у нее умер отец, она сама взялась за семейный бизнес и вкладывала в него все силы; речь о ребенке больше не возникала. |