Пока я еще не готова, каждый раз отвечала жена, и в конце концов он перестал спрашивать. Потом у нее умер отец, она сама взялась за семейный бизнес и вкладывала в него все силы; речь о ребенке больше не возникала. Лишь однажды она еще раз заговорила об этом, в день рождения, когда ей исполнилось тридцать семь лет и время для нее постепенно истекало. Впрочем, он давно уже смирился с их бездетностью, и ее разочаровала его пассивная реакция.
До сегодняшнего дня он считал эту тему исчерпанной для него раз и навсегда. Удивительно, как все меняется. Уже один лишь намек Юлии, что она, возможно, захочет когда‑нибудь родить для него ребенка, наполнил его радостью. Или, может, гордостью?
– Тебя не смутит, что я окажусь довольно старым отцом? – спросил он и свернул на Манштейнштрассе. – Допустим, для тебя данная тема приобретет актуальность лет через пять. Тогда мне будет пятьдесят семь.
– Я уже убедилась, что ты охотно кокетничаешь своим возрастом, – возразила она. – Между прочим, вон там можно поставить машину.
Йон припарковался возле одного из деревянных сарайчиков для велосипедов – несколько лет назад они стали расти как грибы в жилых кварталах. Насколько хватало взгляда, автомобили стояли на Манштейнштрассе в два ряда. Если с квартирой все получится, ему придется поискать место в гараже.
Дом стоял на правой стороне, ближе к следующему перекрестку, свежеокрашенный, в пять этажей, со скупым декором в стиле модерн и крошечным садиком, обрамленным старомодной живой изгородью из самшита. Прямо за углом проходит улица Эппендорфер‑Вег с магазинами, кафе, парикмахерскими и газетными киосками. И, что не менее важно, с итальянским рестораном «Мамма Леоне».
Йон остановился и обвел глазами фасад с множеством окон.
– Мне нравится, – заявил он. – У меня появилось предчувствие, что нас ждут хорошие времена. Что скажешь?
Юлия уже стояла у входной двери и изучала табличку со звонками.
– Я? Что ты хочешь от меня услышать?
Что ты меня любишь, подумал он, именно это мне больше всего хочется услышать. Что ты считаешь меня замечательным и готова прямо сейчас поехать со мной на край света и послать ко всем чертям Хорька‑альбиноса вместе с его паршивой гимназией. Что ты не можешь без меня жить. Впрочем, женщины ее поколения не слишком склонны к любовным излияниям, ему достаточно часто приходилось в этом убеждаться. Во всяком случае, серьезные женщины, и уж тем более Юлия. При всем своем темпераменте она очень осторожно обходится со словами. Но ведь все‑таки она намекнула, что когда‑нибудь, возможно, родит ему ребенка. Это ли не убедительное доказательство ее любви? Чего еще желать? Или все‑таки она более зависима от быта, чем ему кажется? Возможно, она сочла легкомысленным его предложение о кругосветном путешествии и гораздо охотней создала бы с ним нормальную семью. Что тоже его устраивало. Короче, его устраивали все ее планы, если они были связаны с ним.
– Что я хочу услышать? – переспросил он. – Что тебе хорошо.
– Лучше, чем ты можешь представить, – ответила она, послала ему воздушный поцелуй и надавила на кнопку звонка.
Квартира идеально ему подошла. Три красивые комнаты, ванная и кухня, почти новые; просторная терраса, за ней одичавший сад; по огромным старым деревьям карабкался плющ. Тут Йон освободится от груза своих воспоминаний и устроит свою жизнь по‑новому.
С вежливой улыбкой он выслушивал объяснения фрау Крихбаум – о кухонной утвари, соседях и ближайших магазинах. Юлия между тем вышла на террасу: вспомнила, что обещала позвонить матери. Йон заключил договор, пока на шесть месяцев, и выписал чек – залог и плату за май; заселение наметили на конец апреля. Фрау Крихбаум отклонила его предложение предъявить рекомендации и банковские гарантии – мол, нет необходимости, с его профессией. |