Неизвестный маг в это время резко взмахнул саблей. Грозно засвистел ветер, резко потемнело, море вздыбилось и выпустило из себя волну. Не успев вырасти выше корабля, волна одним рывком обрушилась на корабль, смыв в море всех, кто был на палубе.

Раздался треск ломающихся как спички мачт, скрежет расщепляющегося рангоута, шум лопающихся от чрезмерных усилий пеньковых канатов. Куски разрезанных и раздавленных тел тех, кого не смыло за борт, покрыли корабль. Удар был настолько страшен, что судно не затонуло только из-за того, что он также быстро закончился, как и начался.

Судно стало заваливаться набок, следом за сломанными мачтами, и вскоре перевернулось, печально уставясь в хмурое небо своим днищем, густо заросшим ракушками.

Посмотрев на дело рук своих, я дал отмашку, переводя коч на другой галс, и уплыл прочь, не обращая внимания на крики погибающих и не пытаясь поживиться трофеями. Очередной пират был потоплен, и ничего милее для меня не было.

Немного погодя ко мне подошёл Иван и спросил: — Так ты ведун?

Я разозлился.

— Ты ещё ведьмак скажи.

— Тьфу, тьфу, не похож ты на ведьмака.

— Вот именно… Я морской маг и инквизитор.

— А откель язык наш знаешь? — снова удивился Иван. Все остальные прислушивались к нашему разговору, несмотря на шум волн.

— Откель надо, оттуда и знаю, я полиглот.

— Кто-кто?

— Люблю языки иностранные изучать.

— Так ты ж это, понимаешь нас не хуже русича, а не то, что просто говоришь.

— Душа у меня русская, брат, а сам я испанец с Нового Света.

Оставив озадаченного ответом Ивана, я спустился в тесный трюм и прилёг на подвесную койку, что уже не висела, а скорее лежала на бочках с порохом. «Какая ирония судьбы», — мелькнула мысль и погасла. Действительно, жизнь, как на пороховой бочке. Ну и ладно! Устав, я прикрыл глаза, погрузившись в некрепкий, но здоровый сон.

Глава 17. Фрегат

Амстердам встретил нас теплом поздней весны и почти достроенным фрегатом. Пока я ходил на верфь и ездил на пушечный двор узнавать о готовности пушек, коч мирно дремал на рейде.

Никто из моей команды не знал, какие деньжищи спрятаны у меня в сундуке, который я приобрёл ещё в Киле, да и вряд ли бы смог это узнать без боязни умереть. Сто пятьдесят тысяч талеров — это совсем не шутка, это ровно два миллиона четыреста тысяч реалов.

Со времени моего ранения прошло больше месяца, наполненного разными приключениями. Пушки были уже все отлиты и сейчас их перегружали на корабль, доделывая последние работы. Привезённый мной порох сейчас загружался в специальный пороховой погреб, расположенный глубоко в трюме. А сам фрегат свежеструганным корпусом гордо возвышался над стапелями, готовый в скором времени отчалить из дока.

Требовалось придумать ему название. Хлёсткое, яркое и в то же время безрассудное. Сначала я хотел назвать корабль «Морской пёс», потом «Филин», потом придумывал ещё десятка два названий, включая и романтическое «Мерседес», но решил отказаться от повтора. В конце концов, я остановился на говорящем названии «А materia principium» (Дело принципа).

Как и договаривались, построенный фрегат был трёхмачтовым, с косыми парусами на бизань-мачте и прямыми на фок и грот-мачте. Но получился он сорока восьми пушечным, а не как предполагалась ранее — сорока пяти пушечным. И главное, он был очень быстрым, а его вытянутый корпус словно стремился вперёд.

Недостающие пушки были докуплены, название ярко написано на корме и на носу, и корабль через неделю моего прибытия уже был готов отчалить с верфи.