– Теперь, мы, люди…

Здесь мне пришлось прибегнуть к ахиатскому слову: как нас называют дракониане, я в то время не знала. Ясно было одно: на что-либо лестное в этом отношении рассчитывать не стоит.

– Мы не знаем об этом – и о вас. Мы забыли. Я не желаю вам зла. Никто не желает вам зла.

Последнее было правдой только потому, что об их существовании не знал никто на свете (туманные легенды о жутких ледяных демонах, оберегающих границы Обители, не в счет), а посему мне и в голову не пришло бы упрекнуть их в излишней скрытности.

Умолкнув, я взглянула на Рузд. Убедить в чем-либо Зам в данный момент не представлялось возможным – тем более что мой архаический лексикон даже в минуты спокойствия был ей практически непонятен. Другое дело Рузд: несомненно, именно она и разработала весь этот план, именно она и задумала спрятать меня и научить говорить.

– Зачем? – спросила я. – Если я… – Тут мне, за нехваткою слов, вновь пришлось указать на стены. – Зачем вы тогда принесли меня в свой дом?

Этот вопрос не давал мне покоя с тех самых пор, как я пришла в себя. Прежде я, полагая свои познания в драконианском недостаточными для обсуждения столь сложных материй, не рисковала его задавать, но сейчас, похоже, иного выбора не было.

Думаю, Рузд откладывала сей разговор по той же причине. Вопрос заставил ее задуматься – очевидно, тщательно выбирая слова, доступные моему пониманию. Наконец она указала налево, на финальные картины хроники, и заговорила:

– Долгое время мы бежали. Люди приходят – мы прячемся. Люди приходят снова – мы снова прячемся. Теперь мы здесь – куда нам еще идти? Есть ли другие? Такие, как мы?

Запертые в Обители кто знает, сколько лет, десятилетий, веков… если б на свете и сохранились другие подобные анклавы, местные дракониане, несомненно, давно утратили бы с ними всякую связь.

– Думаю, нет, – еле слышным шепотом ответила я.

Рузд сокрушенно склонила голову.

– Так думали и мы. Значит, мы – последние. Когда люди пытаются прийти сюда, мы защищаемся. То один, то двое. Немного. Но мы начеку: что, если однажды придет больше?

Да, это неизбежно должно было случиться. Земли Обители были слишком труднодоступны, чтобы здесь стоило поселиться – по крайней мере тем, кто не желает скрыться от всего мира, – но рано или поздно кому-либо из людей удастся уйти от драконианской пограничной стражи и поведать внешнему миру об обитающих здесь драконоглавых существах. Конечно, многие просто поднимут его на смех, но некоторые призадумаются… и за первым последует второй, а за ним – третий, и так – пока кому-нибудь не придет в голову явиться сюда с целой армией. И вот тогда драконианам уж точно бежать будет некуда.

Спасая мне жизнь, сестры отважились на эксперимент: возможен ли разговор с людьми с точки зрения разума?

Таким образом, мне, под угрозой смерти, следовало говорить с ними как можно разумнее.

– Люди рано или поздно найдут вас, – сказала я, на сей раз употребив слово, только что услышанное от Рузд. Никакого родства с ахиатским «люди» в нем не чувствовалось, и я невольно задумалась, от какого же корня оно могло произойти. – Вы правы. Хотелось бы мне, чтоб это было не так, но…

Объяснить сестрам, что такое воздушная война, было бы выше моих сил. Но Рузд это и не требовалось. Она обреченно кивнула.

Я медленно, не выпуская из поля зрения Зам, поднялась на ноги. Зам все еще смотрела на меня откровенно враждебно, однако и не подумала нанести удар. Она привела меня сюда, чтоб обвинить в причастности к людским преступлениям, но вовсе не затем, чтобы убить.

– Я готова помочь вам, – сказала я, обращаясь к обеим сестрам.