Я потянулся к кнопке ручной настройки, чтобы вернуться на волну 99,6, и машину слегка повело в сторону.

Тони проснулся:

– А, чего?

– Тихо, – шикнул я, прижав палец к губам.

«…как сообщает источник в полицейском управлении. На данный момент неизвестно, как мисс Николс смогла пробраться незамеченной на площадку обозрения здания Бостонской таможни. А теперь о погоде…»

Тони потер глаза.

– Хрен знает что творится, а?

– Ты что‑то об этом слышал?

Он зевнул:

– Утром по телику говорили. Телка эта взяла и сиганула голышом со здания таможни, будто забыла, что с гравитацией не шутят. Понимаешь, да? Гравитация – серьезная штука.

– Заткнись, Тони.

Он дернулся, будто я отвесил ему оплеуху, отвернулся и полез за очередной банкой пива.

В Ньютоне наверняка жила не одна Карен Николс. Может, их там даже было несколько. Обычное ведь, банальное американское имя. Такое же скучное и распространенное, как Майк Смит или Энн Адамс.

Но в животе у меня разливалось холодное и мерзкое предчувствие, что прыгнувшая с площадки обозрения Карен Николс была именно той девушкой, с которой случай свел меня полгода назад. Той, что гладила носки и коллекционировала плюшевых зверюшек.

И я не думал, что она из тех, кто прыгнул бы голышом с крыши. И тем не менее я знал. Я знал.

– Тони?

Он взглянул на меня глазами раненого и брошенного под дождем хомячка:

– Да?

– Извини, что я на тебя рявкнул.

– А, да ладно. – Он отпил пива, не сводя с меня настороженного взгляда.

– Вот эта женщина, которая прыгнула, – сказал я, сам не до конца понимая, зачем объясняю все это Тони. – Возможно, я ее знал.

– Ой, блин. Соболезную, брат. Иногда на людей просто находит, а?

Я глядел на расстилающееся впереди шоссе, сине‑стальное под жесткими лучами солнца. Даже несмотря на включенный на максимум кондиционер, я все равно чувствовал, как жара покалывает макушку.

Глаза у Тони блестели, и выплывшая наружу улыбка была слишком широкой, слишком зубастой.

– Знаешь, иногда оно будто само тебя зовет.

– Бухло?

Он покачал головой.

– Вот как с этой твоей подружкой, которая прыгнула… – Он встал на колени, уперся лицом в разделявшую нас решетку. – Короче, я однажды катался на катере с одним корешем, так? Я и плавать‑то не умею, а тут мы прямо в море  вышли. И, зацени, попали в бурю, богом клянусь. Катер качало от борта до борта, а волны! Каждая с это вот шоссе шириной. Я, понятное дело, пересрал, потому что, если вывалюсь, мне без вопросов хана. Но при этом я, не знаю, так спокойно себя чувствую, так? Типа, «вот и хорошо, не надо больше думать, как, и когда, и почему я помру. Я помру. Прямо сейчас. И от этого на душе как‑то легче». У тебя такого никогда не было?

Я обернулся и через плечо взглянул на его лицо, прижатое к мелкой стальной решетке – щеки врезались в ячейки, став похожими на мягкие белые каштаны.

– Было один раз, – сказал я.

– Да? – Глаза его расширились, и он чуть отстранился. – Когда?

– Мужик мне в рыло дробовик направил, и я был уверен, что он выстрелит.

– И на секунду… – Тони свел вместе большой и указательный пальцы, оставив между ними тоненький просвет. – На одну только секунду ты подумал: «Ну и пусть», да?

Я улыбнулся его отражению в зеркале заднего вида:

– Возможно, что‑то типа того. Я уже и сам не знаю.

Он сел.

– Вот так вот я себя чувствовал на том катере. Может, твоя подруга, она то же самое думала прошлым вечером.