– Ну хрена ж себе он тут мне втирает, а? – обратился Мо к Тони. – Ушам своим не верю.

– А я верю.

– Завали пасть, козлина. С тобой никто не разговаривает.

– Мне в туалет надо.

– Ты чего, глухой? – Мо шумно выдохнул через нос, зашел Тони за спину и постучал ему костяшками пальцев по затылку.

– Тони, – сказал я. – Обойди диван, туалет вон за той дверью.

Мо засмеялся:

– И что? Кресло он с собой потащит?

Вдруг раздался громкий щелчок. Тони сбросил наручники и направился в туалет.

– Эй! – вскрикнул Мо.

Тони оглянулся:

– Слушай, ну мне реально приспичило.

«Самоубийцей оказалась Карен Николс, – говорилось далее в статье, – опознать которую удалось благодаря тому факту, что перед прыжком она оставила на площадке обозрения бумажник и одежду».

Полфунта мяса шлепнулось мне на плечо. Я оглянулся – Мо опускал сжатую в кулак руку.

– Кензи, хрена ты себе позволяешь?

Я вернулся к чтению.

– Заплати мне, Мо.

– Ты чего, с этим дебилом роман крутишь, что ли? Пивка ему, блин, купил, может, еще и на танцульки с ним ходил, а?

Площадка обозрения здания таможни находится на высоте двадцати шести этажей. Падая оттуда, наверное, можно увидеть даже верхушку холма, на котором расположен район Бикон‑хилл, площадь Гавернмент‑сентер, небоскребы в деловом центре, а потом – Фэнл‑холл и здание крытого рынка Квинси. И все это за одну‑две секунды – стремительно проносящиеся перед глазами кирпич, стекло и желтые огни, которые видишь, прежде чем упасть на брусчатку. Часть тебя подпрыгнет от удара. А часть – нет.

– Слышишь меня, Кензи? – Мо замахнулся снова.

Я уклонился от удара, бросил газету и правой рукой вцепился ему в глотку. Толкнул его к столу и продолжал давить, пока он не прижался лопатками к столешнице.

Тони вышел из туалета.

– Ну ни фига ж себе, – протянул он.

– В каком ящике? – спросил я Мо.

Он вопросительно выпучил глаза.

– В каком ящике мои деньги?

Я чуть ослабил хватку.

– В среднем.

– Тебе же лучше, если там лежит не чек.

– Нет, нет. Наличные.

Я отпустил его, но он так и остался лежать на столе, надсадно дыша. Я обошел его, открыл ящик и обнаружил там свою плату – перетянутые аптечной резинкой банкноты.

Тони сел обратно в кресло и защелкнул браслет наручников на своем запястье.

Мо поднялся на ноги. Потер горло, закашлялся – как кошка, отхаркивающая волосяной ком.

Я снова обошел стол и поднял с пола газету.

Маленькие глазки Мо потемнели от обиды.

Я расправил смятые страницы, аккуратно сложил газету и убрал ее под мышку.

– Мо, – сказал я. – У тебя в кобуре на левой лодыжке спрятан пистолет, а в заднем кармане – свинчатка.

Взгляд Мо стал еще жестче.

– Потянешься за ними, и я тебе наглядно покажу, насколько хреновое у меня сегодня настроение.

Мо кашлянул. Опустил взгляд. Прохрипел:

– Хрен ты теперь работу найдешь в нашем бизнесе.

– Какая трагедия, – сказал я.

– Сам увидишь, – сказал Мо. – Без Дженнеро, я слышал, ты за каждый цент в лепешку расшибаешься. Вот погоди, сам приползешь ко мне, чтобы я тебе хоть какую работенку подкинул. Умолять будешь.

Я взглянул на Тони:

– Ты как, в порядке будешь?

Он закивал.

– В тюрьме на Нашуа‑стрит, – добавил я, – есть один охранник, Билл Кузмич его звать.