Я задумался над ее вопросом. Однажды, в раннем детстве – мне было лет шесть‑семь, не больше, – отец выпорол меня ремнем. Я зашел в спальню, которую делил со своей сестрой, увидел, как она стоит на коленях и играет со своими куклами, и ударил ее по затылку изо всех сил. Выражение ее лица – шок, страх, но вместе с тем и усталое смирение – этот образ врезался мне в мозг и засел там гвоздем. Даже сейчас, больше чем четверть века спустя, ее девятилетнее лицо всплыло в моей памяти, и меня накрыло волной стыда столь жгучего и всеобъемлющего, что казалось – еще немного, и она сомнет меня и размажет по полу.

И это только одно воспоминание. Одно из очень длинного списка, составленного за жизнь, полную ошибок, просчетов и эмоциональных срывов.

– У вас по лицу видно, – сказала Джоэлла Томас. – Есть какие‑то куски прошлого, с которыми вам никогда не смириться.

– А у вас?

Она кивнула:

– О да. – Откинулась назад, посмотрела на вентилятор под потолком и с шумом выдохнула: – О да. Дело в том, что у всех нас есть такие воспоминания. Мы все тащим свое прошлое за собой, и в настоящем постоянно лажаем, и у каждого выпадают дни, когда просто не видишь особого смысла жить дальше. Самоубийцы – это те, кто доводит дело до конца. Смотрят на себя и говорят: «Дальше то же самое, только больше? Да ну на фиг. Пора сойти с этого автобуса». И в большинстве случаев никто не знает, какая соломинка переломила им хребет. Я иногда сталкивалась с такими случаями, которые вообще  умом не понять. В прошлом году, например… Молодая мать, в Брайтоне. Любила своего мужа, своих детей и свою собаку. Работа отличная. С родителями отношения просто прекрасные. Никаких финансовых трудностей. Так вот, ее лучшая подруга выходит замуж, а она – подружка невесты. После свадьбы она едет домой и вешается в ванной, даже не сняв это уродливое платье из шифона. И возникает вопрос: что на свадьбе ее к этому толкнуло? Она была тайно влюблена в жениха? Или в невесту? Или вспомнила, как сама выходила замуж, вспомнила все свои надежды и поняла, насколько они оказались далеки от действительности? Или ей просто надоело жить? – Джоэлла медленно пожала плечами. – Я не знаю. И никто не знает. Но точно могу сказать – никто, вообще никто из ее знакомых – не ожидал, что она так поступит.

Мой кофе остыл, но я все равно сделал глоток.

– Мистер Кензи, – произнесла Джоэлла Томас, – Карен Николс покончила с собой. С этим спорить бесполезно. А спрашивать почему – пустая трата времени. Кому от этого легче станет?

– Вы ее не знали, – сказал я. – Для нее это было явно не нормальное поведение.

– Нормального поведения вообще не бывает, – сказала Джоэлла Томас.

– Вы выяснили, где она жила последние два месяца?

Она покачала головой:

– Выясним, когда домовладелец захочет сдать ее квартиру еще кому‑нибудь.

– А до тех пор?

– А до тех пор она мертва, и на задержку с квартплатой ей плевать.

Я закатил глаза.

Она закатила свои. Затем наклонилась ко мне и уставилась на меня своими призрачными глазами:

– Можно вас спросить?

– Конечно, – сказал я.

– И не поймите мой вопрос неправильно, поскольку вы похожи на адекватного человека.

– Спрашивайте.

– Вы с Карен Николс встречались сколько? Один раз?

– Ага, один.