Я немного знал Ангуса Блидфильда, владельца большого дома на Блумбери-сквер. Первый этаж здания занимал он со своей племянницей, мисс Агнессой Ольфорд, а остальные сдавал жильцам.

Старик Блидфильд был холост и очень богат. Слыл чудаком. Несмотря на значительное состояние, он был скрягой. В то время я еще не знал, что он постоянно хранил у себя дома крупную сумму денег. Сначала это обстоятельство было известно только двоим: старику и его племяннице.

Она не раз видела металлический сундук с деньгами под кроватью дяди, но не представляла себе истинной ценности этого сокровища.

Мисс Агнесса была хорошенькой девушкой, несмотря на унылое выражение лица. Положение ее в доме мало чем отличалось от рабства: она вела хозяйство, причем делала все сама, вплоть до самых черных работ, потому что прислуги в доме не было. Кроме того, она исполняла функции секретаря, а при каждой болезни часто хворавшего дяди — и обязанности сиделки.

Лечил старика доктор Лексивель, элегантный молодой человек, снимавший прекрасную квартиру на Говер-стрит.

Я познакомился с ним, когда неожиданно заболел наш полицейский врач. Надо было срочно помочь раненому. Один из сержантов вспомнил о Лексивеле и привез его.

Когда я узнал, что старый Блидфильд избрал его своим домашним врачом, то, шутя, сказал доктору:

— Теперь вы живо разбогатеете!

Лексивель засмеялся.

— Он хотел меня сделать кем-то вроде почетного доктора, — сказал врач. — Но я деликатно дал ему понять, что мне нужны хоть какие-то средства к существованию.

Меня нисколько не удивили его слова: я знал, что старик считал каждый грош. По утрам он выходил из дому с корзинкой и сам закупал провизию. При этом не ленился пройти пешком несколько кварталов, если мог сэкономить лишний пенс.

Не думаю, чтобы у него были серьезные проблемы со здоровьем. Блидфильд был очень мнительным и часто морочил доктору голову из-за сущих пустяков. Если бы он хорошо платил, то врачу, конечно, оставалось бы только радоваться; ведь Лексивель не мог похвастаться большой практикой, а жил довольно широко. Пожалуй, даже не по средствам.

Однажды мне кто-то сказал, что мистер Блидфильд серьезно заболел. Встретив случайно доктора Лексивеля на углу Тоттенхем-Корт-роуд, я узнал от него, что у старика плохо с сердцем.

— Болезнь довольно серьезная, и ему придется поберечься, — сообщил врач. — О сиделке мистер Блидфильд и слышать не хочет. Мне жаль его племянницу; старик может в любую минуту отдать Богу душу, и тогда она останется среди ночи наедине с мертвецом.

Доктор задумчиво помолчал. Затем хлопнул себя по лбу:

— Мистер Ратор, как хорошо, что я вас встретил! Вы же сыщик… Конечно, это не мое дело, но каждый раз, когда я поздно уходил от старика, то замечал у дверей или на другой стороне улицы двух подозрительных бродяг. По их поведению было ясно, что они следили за домом. Одного из них мне удалось рассмотреть. Он, похоже, иностранец. Я сообщил о своих наблюдениях мистеру Блидфильду. Он сказал, что уже и сам заметил дежурство бродяг перед его домом. Я посоветовал ему обратиться в полицию, но старик, к моему удивлению, тут же перевел разговор на другую тему.

Подозрительные бродяги, постоянно болтавшиеся около богатого дома, вызвали у меня профессиональный интерес. Я отправился к мистеру Блидфильду. Дома была только его племянница. Мисс Ольфорд сказала, что ее дядя уехал на автомобиле за город. Эти поездки были единственной роскошью, которую старик позволял себе раза два в неделю.

Мисс Ольфорд выглядела очень усталой. Оказалось, что она легла спать только в три часа утра.

— Почему? — спросил я.

— Доктор считает время между одиннадцатью вечера и тремя часами утра самым опасным и посоветовал мне ложиться после трех.