|
Неожиданно она вспомнила про его идиотскую идею с Индией. Это же надо было такое придумать — сказать отцу, что он едет в Индию. Отец, вместо того чтобы воспрянуть духом, вновь испытать надежду, скис окончательно. То, что Алексей едет в Индию, прозвучало для него как приговор — значит, рак. Значит, Алексей едет за этими чудодейственными травами, а они нужны только при раке. Значит, конец. Как Алексей, прекрасный психолог, мог так просчитаться? Но переигрывать было нельзя. Отец, скажи ему, что Алексей изменил планы и поехал в Штаты, и вовсе решил бы, что он безнадежен. Хотя и она с выпиской тоже перемудрила. Она-то считала, что если отец сам найдет больничную выписку с хорошим диагнозом, он, наконец, в него поверит. Что если ему ее просто показать, то он, как всегда, будет считать, что его обманывают. Ну забыла она историю с дедом! Забыла!! А получилось все ужасно. Надо было видеть его полные ужаса и боли глаза, когда она зашла в комнату за своей «забытой» сумочкой! И голос, которым он тогда сказал: «Дай мне твою руку». Как он сжал ее, как задрожали его губы... Господи, не приведи пережить такое еще раз. Чего ей стоило с улыбкой освободить свою руку, заговорить о какой-то фигне и выйти из комнаты! Чего стоило Алексею потом полчаса стараться ее успокоить, когда она билась в настоящей истерике! Но отец, его глаза...
Конечно, реакция объяснима. Уже только в силу одной своей профессии он понимал, как легко выдается ложь за правду, как беспроблемно умалчивается важная информация, как свободно подтасовываются факты и, когда это необходимо, возникают нужные сенсационные документы. Его не зря считали одним из лучших специалистов по «промывке мозгов». Разумеется, отец догадывался, что Ксюша успела многому у него научиться. Да, Ксюша могла понять, почему отец ей не верит. Она многое, очень многое хорошо понимала в отце. Одна вещь всегда сидела в ней занозой. Отец был добрым, справедливым, умным. Но он никогда не был ласковым. Никогда! Нет, он бывал ласков с мамой, с собакой, но не с ней. Правда, она в его глазах довольно часто читала чувства, похожие на нежность. Но если это и было так на самом деле, то эта нежность никогда и ни в чем не проявлялась. А ей так всегда хотелось, чтобы отец потрепал ее по голове. Ведь со своей собакой он это делал! Ксюша вспомнила, как однажды она, проревев полночи после того, как отец, придя с работы, лишь сухо ей кивнул, а с псом играл минут десять, решила собаку отравить. Это был первый случай, когда она реально осознала, что такое ревность. Но утром Фекла протиснулась в ее комнату, облизала лицо, радостно помахивая хвостом, и Ксюша поняла, что собака ни в чем не виновата, что именно собака с ней ласковее родителей и, по большому счету, она-то точно Ксюшу любит. А сейчас, когда появился Алексей, она убедилась, что нежным с ней может быть и мужчина. Не раболепным, какими были все ее ухажеры, а именно нежным. Ну почему отец никогда не был ласковым?! Ксюша заплакала. Ей стало так жалко себя! Всю жизнь она любила отца больше всех на свете, а он... И сейчас, когда все, казалось бы, могло быть так хорошо, — есть Алексей, она беременна, отец... Как ей хотелось дождаться того момента, когда отец возьмет на руки внука или внучку и улыбнется. Улыбнется так, как он никогда не улыбался ей. Но это же будет ее ребенок, и отец будет с ним ласковым и нежным. Значит, он будет ласковым и нежным с ее плотью и кровью — с ней. Объявили посадку нью-йоркского рейса.
В операционной уже второй час шла операция. Два хирурга, привычно работая руками, существовавшими как бы отдельно от их сознания, вели неспешный разговор, периодически прерываемый резкими командами операционной сестре: зажим, тампон, отсос... — Смотри, как она, житуха, устроена. Помнишь того мужика, ну телезвезду эту. Вот прульщик. И карьеру сделал, и бабок море, и жена молоденькая. Ну все хорошо. — Ладно, а ты помнишь, как мы на операцию шли? Сомнений не было, что канцер, а вскрыли. |
