Ники стоял рядом с лицом перепачканным маслом – он полировал ружейное ложе. А Ричард прочистил шомполом сначала одно дуло, потом принялся за другое.
– Ричард, я тебя умоляю! Только не на этом столе!
Он прищурился и посмотрел на нее через каждый ствол по очереди.
– Видно, придется все это продраить заново. Очень жаль. Не понять, в чем дело.
Он налил немного масла на тряпку и принялся протирать стволы.
– Ты что, не слышал меня? Не надо на этом столе. Мы же едим на нем.
– Да все в порядке. – Какое‑то мгновение он изучал спусковые крючки, потом вставил между ними жестяную баночку. – Только капельку масла.
Сэм услышала щелчок, когда он сдавил эту жестянку, и, внезапно ощутив чувство вины, прикусила губу. Семейное счастье. Вся семья вместе. В ее детстве такого никогда не было. Одна из немногих действительно важных вещей, которые вы можете дать своему ребенку. Она вытащила из стенного шкафа несколько газет и протянула, улыбаясь, Ричарду.
– Подложи снизу.
Он мельком глянул на газеты:
– Я их уже читал.
– Ричард, – сказала она укоризненно.
– Посмотри, мамочка! – Ники показывал сверкающее ружейное ложе.
– Просто замечательно, тигренок. А теперь тебе пора в ванную.
– Папочка говорит, что завтра мы сможем поохотиться, потому что у меня день рождения.
– Если будет время. Завтра у тебя довольно занятый день.
Лицо Ники сникло, и он повернулся к отцу:
– У нас ведь будет время, папочка, правда?
Ричард улыбнулся:
– Ну конечно будет. Давай‑ка поцелуемся на ночь.
Сэм наблюдала, как мальчик крепко обнял отца, обвив руками его шею – простая, всеобъемлющая, простодушная любовь ребенка. Он любит отца без памяти. Она тоже любила Ричарда без памяти. Любила, обожала, гордилась им. Целых девять лет. Пока не…
– Мамочка, а ты мне расскажешь сказку, которую рассказывала вчера? Ну, как человек убил дракона, а тот дракон снова ожил, а?
– Ты что же, снова хочешь эту сказку?
– Расскажи ее снова. Да‑да! Пожалуйста!
Человек убил дракона и жил себе вечно и счастливо. Жил себе вечно и счастливо после этого. Самая большая выдумка детства.
– Иди‑ка и напусти ванну, тигренок, а мама сейчас придет.
Ники умчался стрелой.
– Он очень выматывается, – сказала Сэм.
– Спокойной ночи, тигренок. – Ричард опустил стволы дробовика вниз и снова налил себе в бокал виски, точно свою норму – на уровень четырех пальцев. Он поднес рюмку к крану и добавил немного воды. – Ты выглядишь замечательно, таракашка, – произнес он с нежностью. – Как вот этот джемпер на тебе.
Она на мгновение опустила глаза, вспоминая, что там на ней надето.
– Спасибо.
– Я… – Он поколебался, опустил руку в карман и вытащил оттуда небольшой пакетик. – Я… – он покраснел, – вот… принес тебе небольшой подарочек.
– Мне?
Он протянул ей маленький прямоугольный сверточек в шикарной подарочной обертке из фольги, но весь помятый и неуклюже заклеенный липкой лентой, которую ей пришлось долго отдирать ногтем. Внутри оказалась легонькая, довольно потертая кожаная коробочка. Сэм неуверенно посмотрела на Ричарда, он кивнул ей. Она приподняла крышку и увидела часы «ролекс», старого образца, в тонком прямоугольном корпусе с двумя циферблатами.
– Это… м‑м‑м… оригинальные… старинные, тридцатые годы. Я подумал… вся эта твоя чепуха с ретро… будет гармонировать с образом…
– Очень необычно, – сказала она, вынимая часы из коробочки. |