И наконец письмо от Джея: «Мой телефон сдох. Встретимся в два часа в обычном месте. Принесу обещанное». Что значит обещанное? И о каком месте речь?

Внизу хлопнула дверь и послышалось тявканье Сладж. Я выключила компьютер.

— Сладж не хочет оставаться на улице, — заявил Джексон, едва я спустилась вниз. — Она скулит и просится домой.

— А где папа?

— Он должен забрать машину оттуда, где мы ее оставили. Он скоро придет.

Глаза у Джексона лихорадочно блестели, а щеки горели.

— Мам, а ты заглянула в ее компьютер?

— Да, я просмотрела ее почту.

— А ее дневник ты просмотрела?

— Какой дневник?

— Который у нее в школьном ранце.

— В ранце? А где он?

— Она оставила его вчера на вешалке, когда вернулась домой.

Там он и был. Висел на крючке под старым пальто Чарли. Я сняла его с крючка и открыла. В переднем отделении лежал маленький ежедневник. Я перелистала его. В начале года Чарли писала почти обо всем: о выходных, проведенных с отцом, о посещениях зубного врача, о встречах с друзьями, о вечеринках, концертах. Но мало-помалу заполненные странички попадались все реже. Возле некоторых дат стояли чьи-то инициалы — с вопросительными знаками. Осенние и зимние странички почти пустовали, но я обратила внимание на то, что слева от некоторых чисел поставлены крестики. Этими крестиками были отмечены понедельник 26 июля, пятница 20 августа, далее 16 сентября, 13 октября, 9 ноября. Я тупо глядела на эти крестики, пока не сообразила посчитать количество дней между крестиками: двадцать пять, двадцать семь, двадцать семь, двадцать семь… Все ясно. Это дни, когда у Чарли начинались месячные. По спине у меня пробежал холодок. Я снова пролистала декабрь. Ничего. Крестика нет. Я подсчитала количество дней между 9 ноября, возле которого стоял последний крестик, и днем сегодняшним, субботой 18 декабря. Их оказалось тридцать девять. Это могло ничего не значить, а могло означать и то, что месячные не пришли в срок и она боялась, что забеременела.

Я закрыла дневник и уставилась на Джексона невидящим взглядом.

— Что случилось, мама?

— Ничего, — ответила я. — Папа вот-вот придет. Попроси его приготовить для тебя сэндвич с сыром.

— А для тебя?

— Мне нужно позвонить.

Я поспешила к себе в спальню. Схватила трубку и набрала номер инспектора Хэммилла. Короткие гудки. Тогда я позвонила в участок по общему номеру и попросила соединить меня с детективом Андреа Бек.

— Это Нина Лэндри, — начала я. — Моя дочь, возможно, беременна или думает, что это так.

— Откуда вы…

— Из ее дневника, — поспешила ответить я. — Вы зафиксировали показания Лоры?

— В данный момент она беседует с инспектором Хэммиллом.

— Никаких новостей? — спросила я, заранее зная ответ.

— Мы ведем расследование. Как только что-то узнаем, немедленно сообщим вам. У меня тоже есть дочь, и я вполне могу себе представить, в каком состоянии…

— Совершенно верно, — произнесла я, не дав ей окончить фразу, и положила трубку.

Рори и Джексон сидели на кухне. Вид у Рори был ужасный — изможденное лицо, глаза красные от слез.

— Мне надо поговорить с тобой, — обратилась я к Рори. — Наедине. Джексон, милый, ты не можешь пять минут посидеть у себя в комнате?

Джексон молча посмотрел на меня, потом удалился из кухни с самым несчастным видом.