— Я должна вселить эту уверенность в Дункана. Но как?
— Ответ на этот вопрос ты должна отыскать сама.
И как можно скорее.
— Почему ты не открыла правду сразу после смерти короля?
— Я не хотела лишать вас возможности гордиться своим происхождением.
И она им гордилась до тех пор, пока не обрела силу в себе.
— Но Солей ты все-таки рассказала.
— Она узнала случайно во время судебного разбирательства.
Пикеринг. Она задрожала как перед бурей.
— Мама, ты должна знать еще одну вещь. Дункан дружит с сэром Джеймсом Пикерингом. — Мать молчала, и Джейн прибавила: — Солей боится, что ты не разрешишь мне выйти за друга своего врага.
— Вот, значит, как? — Мать усмехнулась. — За что же мне обижаться на хорошего законника, который всего лишь добросовестно выполнял свою работу? Не Пикеринга и не Джастина нужно винить за то, что мы потеряли дом. Я одна виновата в этом и больше никто.
— Ты?
— Если бы я не отказалась признать вас дочерьми Уильяма, то дом, вне всякого сомнения, оставили бы за вами.
Значит, не мужчина виновен в том, что они все потеряли, но женщина.
— Наверное, зря я скрывала от вас правду, — горько проговорила мать. — Но кроме гордости за отца мне нечего было вам дать.
— Думаю, сейчас все это не важно. — Все, кроме Дункана.
— Что значит — не важно? — резко, с обидой спросила мать.
— Прости. Я не то хотела сказать…
Мать только махнула рукой и со вздохом прикрыла глаза.
— Как странно… Всю жизнь терзаться из-за вещей, которые казались необычайно важными, и в конце концов понять, что смысла в них ни на грош.
Для всех, кроме матери и покойного короля.
Огонь в очаге погас. Сквозь щели в ставнях темнело зимнее небо, разрезанное серебристым серпом месяца.
— Эдуард был бы счастлив назвать тебя своей дочерью.
Мать крепко сжала ее плечо, и Джейн улыбнулась.
— Приведи его ко мне. Если он окажется стоящим человеком, я не стану чинить вам препятствий. Взаимная любовь это слишком ценный дар, чтобы ею разбрасываться. Что толку о того, что когда-то давно я была богата. Счастье соединить возлюбленного и мужа в одном человеке не купишь ни за какие деньги.
Джейн обняла ее, бормоча слова благодарности.
Но ей предстояло преодолеть самое серьезное препятствие.
Упрямство Дункана.
Возвращаться в общежитие было поздно, и она осталась на ночь в гостинице, где наконец-то вымылась и сменила одежду. Тунику и шоссы она отдавать не хотела, памятуя о том, что они понадобятся для возвращения в общежитие, но Солей умела быть настойчивой.
— Просто примерь. — И она вручила Джейн одно из своих платьев. А потом, спрятав потрепанное мальчишеское одеяние, распутала гребнем ее светлые кудри, пощипала щеки и надушила розовой водой. — Смотри, какая ты прелесть.
Она и впрямь преобразилась точно по волшебству, и все-таки не могла отделаться от ощущения, что это очередной маскарад. Красивое платье, тонкий аромат розы — все было чужое. И не женщина, и не мужчина, она чувствовала себя каким-то гротескным гибридным существом, похожим на тех, что часто рисовали по полях Псалтыри. Наполовину люди, наполовину животные, они были изгнаны из мира людей и обречены жить на далеких пустынных землях.
И все же у нее щемило сердце, когда она брала на руки малыша или подмечала, с какой любовью Джастин улыбается жене, когда думает, что никто не видит. Как нежно он обнимает ее за плечи, а та отвечает на ласку, прижимаясь к его ладони щекой.
Смогут ли и они с Дунканом когда-нибудь обрести такой же покой? Если он уступит ее уговорам, какая жизнь ждет их впереди? В то ужасное утро, узнав о ее королевском происхождении, он пытался что-то втолковать ей о своей семье. |