Смогут ли и они с Дунканом когда-нибудь обрести такой же покой? Если он уступит ее уговорам, какая жизнь ждет их впереди? В то ужасное утро, узнав о ее королевском происхождении, он пытался что-то втолковать ей о своей семье. Она впервые задумалась над тем, как они ее примут и примут ли вообще. Что они подумают о ней, когда увидят?

Ведь кроме них двоих в мире есть и другие люди.

Как им построить жизнь вместе?

После завтрака она решительно объявила, что уходит к Дункану.

Джастин уступил, предварительно посовещавшись с Солей, и настоял на том, чтобы сперва он один, без нее, зашел в общежитие, а после нанес визит ректору. Ее мужское одеяние сестра отдать отказалась, отговорившись тем, что оно еще не вернулось из стирки.

Благодаря связям Джастина при дворе она получила специальное разрешение на посещение общежития. Когда она появилась на пороге, одетая в непривычное синее платье, студенты дружно уставились на нее, не узнавая.

Джейн и сама себя не узнавала.

Уединившись с Генри и Джеффри, она забросала их вопросами.

— Вы меняли ему повязки? Проследили за тем, чтобы он поел?

— Мы сделали все, о чем ты наказывала, — мягко ответил Джеффри. — Не ты одна умеешь о нем заботиться.

Она устыдилась того, что невольно обидела их. Во всем виновато женское платье. Это оно понуждало ее цепляться за исконно женские обязанности и не уступать их мужчинам из страха остаться не у дел.

— Он спрашивал обо мне?

Джеффри молча покачал головой.

Так она и думала.

— Я должна с ним увидеться.

— Он не хочет тебя видеть. — Генри, как обычно, был прямолинеен.

— Дай ему время.

— У него было достаточно времени. — Они полагали, что поступают в ее интересах. У них были самые благие намерения. Однако эти самые благие намерения грозили разрушить ее будущее. — Но у меня этого времени нет! Я знаю, что Джастин сегодня был здесь. Что он вам сказал?

Они переглянулись. Так и есть. Ради ее мнимого блага мужчины сговорились против нее.

Что ж, раз они молчат, она ответит на этот вопрос сама.

— Вы должны заболтать меня, покуда он меня не заберет, так? — Смущение на их лицах доказало, что она права. — Как вы не понимаете, он увезет меня, и я больше не смогу вернуться обратно.

Мать обещала не чинить им препятствия, но за нее это сделают остальные. Отныне, когда всем известно, что она женщина, доступ в общежитие для нее закрыт. Ее увезут домой, утешив заверениями, что Дункану ничто не мешает навестить ее, когда — и если — у него появится такое желание.

Но в глазах Дункана ее исчезновение будет означать отказ соединить свою жизнь с калекой. Выяснять, куда ее увезли, будет ниже его достоинства.

Он никогда, никогда за ней не приедет.

— Дверь все еще заперта?

— Нет. Он разрешает нам заходить, когда нужно.

— Тогда отойдите в сторону и дайте пройти.

Она сошла вниз по лестнице, с непривычки путаясь в подоле длинного платья, и, оказавшись у двери в его комнату, услышала тихое звучание гиттерн. И зажмурилась, сдерживая слезы.

Он не сдался. По крайней мере, пытается не сдаваться.

Она с усилием проглотила ком в горле. Лишь бы не расплакаться перед ним.

Доносившиеся из-за двери ноты, полные боли и разочарования, спотыкались, словно он отчаялся сотворить мелодию и теперь бесцельно терзал инструмент.

Вздернув подбородок, она коротко, по-мужски постучала и открыла дверь.

Дункан полулежал в кровати, откинувшись на спинку и закрыв глаза. На коленях мертвым грузом лежала гиттерн. Кисть его правой руки, похожая на большой полотняный шар, была замотана до самых кончиков пальцев.