VII.

В числе различных сантиментальных глупостей, которые взрослые люди думают о детях, нет более нелепой и неверной, как успокоительная вера в детское глубокое неведение событий, среди которых они ежедневно вращаются, неведение мотивов и характеров людей, окружающих их. Случайные обмолвки enfants terribles ничто в сравнении с опасными секретами, которые скромный ребенок ежедневно узнает и глубоко таит в своем маленьком сердечке. Общество должно быть глубоко благодарно за этот такт и осторожность — качества, чаще встречающиеся в детях, чем во взрослых людях — и самый совершенный из светских людей мог бы поучиться у маленькой аудитории невозмутимости, с какой она выслушивает от взрослых ложь и наружно принимает, за нравственные и истинные, пустые фразы, которые сочиняются для обихода.

Поэтому неудивительно, что малолетняя колония в Инджиан-Спринге знала гораздо больше об истинных отношениях Кресси Мак-Кинстри к ее поклонникам, нежели сами эти поклонники. Конечно, это не выражалось словами — дети редко сплетничают в такой форме, как взрослые. Шепот, смех, часто кажущийся бессмысленным, передают от одного к другому известие, имеющее значение, а часто необъяснимый взрыв хохота, приписываемый взрослыми «животному веселью» — свойство гораздо менее свойственное детям, нежели воображают — является единственным выражением какого-нибудь открытия, ускользнувшего от проницательности взрослых.

Детская простота дяди Бена была симпатичнее детям и хотя по самой этой причине они относились к нему не с большим уважением, чем друг к другу, но за то порой бывали с ним более откровенны.

Главным образом, Руперт Фильджи относился к нему с некоторого рода покровительством, хотя по временам и сомневался в его здравомыслии, несмотря на обещанное место доверенного клерка, которое он должен был от него получить.

В тот день, как случились события, рассказанные в предыдущей главе, Руперт, возвращаясь из школы, был несколько удивлен, увидя дядю Бена, усевшегося на заборе, около скромной двери жилища Фильджи и, очевидно, его поджидавшего. Медленно слезая с забора при приближении Руперта и Джонни, он несколько мгновений с таинственной и лукавой улыбкой поглядел на Руперта.

— Руп, старина, у вас уже, поди, упакованы ваши вещи?

Краска удовольствия залила прелестное лицо мальчика. Он бросил, однако, беглый взгляд на прицепившегося к нему Джонни.

— Потому что мы рассчитываем выехать в Сакраменто в четыре часа, — продолжал дядя Бен, наслаждаясь скептическим наполовину удивлением Руперта. — Вы поступаете ко мне на службу, так сказать, с этого часа, на жалованье в семьдесят пять долларов в месяц, с квартирой и содержанием, в качестве доверенного клерка, так ведь?

Ямочки на щеках Руперта явственно обозначились в его милом, почти женственном смущении.

— Но, как же папа… — пробормотал он.

— С ним мы уже сладили дело. Он согласен.

— Но?…

Дядя Бен следил за взглядом Руперта, остановившимся на Джонни, который, однако, казался погруженным в созерцание узора на галстухе дяди Бена.

— И это тоже улажено, — сказал он с значительной улыбкой. — За ним будет ходить китаец. Он уже нанят.

— А учитель… м-р Форд… вы ему сообщили об этом? — спросил Руперт, расцветая.

Дядя Бен слегка кашлянул.

— Он тоже согласен, как мне кажется. То есть он почти что согласился на это в общем разговоре со мной, неделю тому назад.

И он задумчиво вытер рот.

Тень подозрения омрачила темные глаза мальчика.

— Не едет ли с нами еще кто-нибудь? — поспешно спросил он.

— На этот раз, нет, — снисходительно отвечал дядя Бен.