Она встала и подошла к Чиуну, продолжающему стоять в дверях. Она взяла обе его ладони в свои и добавила: – Мне очень жаль.
– Почему? – спросил Чиун.
– Я виновата в том, что была груба с вами, но еще больше я сожалею о собственной глупости. Теперь мне понятно, сколь многому могла научиться и у вас – мудрости, добросердечности, – но как последняя дура отвергла дар дружбы, вами предложенный.
Чиун опять кивнул.
Она сначала протянула правую руку и тронула его за щеку, затем подняла левую руку, и, как только отняла ее от полы пеньюара, – он распахнулся. Людмила приблизилась к Чиуну вплотную, так, что их тела соприкоснулись.
– Вы можете простить меня?
– Да, – ответил Чиун. Он окинул взглядом безукоризненное тело Людмилы, слегка желтоватое на фоне голубого пеньюара. – Вы милая женщина, – добавил он.
Она снова ему улыбнулась и не убрала ладонь с его щеки.
– Спасибо. Но красота есть дар Господа. Мудрость же достижение личности.
– Это правда, – согласился Чиун. – Это правда. Большинство не видят этой истины.
– У большинства глаза раскрыты не достаточно широко. – Она прильнула к нему.
– А как насчет Римо? – спросил Чиун.
Людмила пожала плечами. Этим движением она почти – но не совсем – высвободила груди из пеньюара.
– Кто взглянет на саженец, стоящий на опушке старого леса?
Чиун снова кивнул, и Людмила приблизила свое лицо вплотную к его лицу, ища своими губами его губы. Найдя их, она прошептала:
– Я еще никогда в жизни не занималась любовью с Мастером Синанджу.
А после того как это свершилось, она подтвердила свои слова:
– Такого еще ни разу не было!
Она лежала рядом с Чиуном в постели, его тело по прежнему таилось в складках красного кимоно, а ее было покрыто простыней. Она засмеялась.
– И я еще думала, будто вся сила Римо заключена в каком то магическом источнике.
– Малыш любит пошутить, – сказал Чиун.
– А в действительности вся сила – в Синанджу? – предположила она.
– Нет, прекрасная. Сила таится в каждом. Синанджу – только ключ, отмыкающий дверь к этой силе.
– А ты – Мастер! – сказала она благоговейным тоном, точно все еще не могла поверить, что Чиун лежит подле нее в постели.
Потом она повернулась на бок, придвинувшись к нему, положила левую ладонь ему на щеку и попросила:
– Покажи мне фокус. Сделай со мной что нибудь.
– Синанджу – не повод для фокусов.
– Ну для меня! Только разочек. Позволь мне увидеть проявление твоей чудесной силы. Пожалуйста!
– Только для тебя, – согласился Чиун.
– Римо говорил, что все дело в вибрациях.
– Иногда в вибрациях. Все дело в знании того, с кем имеешь дело – и тогда любую вещь можно превратить в оружие. У каждой вещи свои собственные вибрации, своя собственная сущность, и, чтобы ею воспользоваться, надо прежде всего ее понять, а потом стать ею.
Говоря это, Чиун распорол длинным ногтем свою подушку, потом сел и вытащил из нее два перышка – каждое не более дюйма длиной.
– Что может быть мягче и невесомее этих перышек! – сказал он. – И тем не менее они мягки и невесомы, потому что мы используем их в этом качестве. Кое нам не нужно.
Двигая обеими руками так быстро, что глаза Людмилы не могли уследить за ними, Чиун поднял оба перышка к лицу и потом резко выбросил обе руки по направлению к противоположной стене.
Два легких перышка вылетели из его пальцев, точно сверхзвуковые дротики, с одновременным «пинг!» вонзившись в деревянную панель стены, ушли глубоко в древесину и замерли, вибрируя под потоком воздуха из кондиционера, точно миниатюрный плюмаж. |