|
Я испытывал почти такое же чувство, когда начинал на бульваре Мальзерб, а ведь надо мной тяготел куда меньший груз наследственной униженности. - Я должен ее увидеть, - повторяет он. - Мне нужно ей кое-что сказать. - Сожалею, что лишен возможности удовлетворить вашу просьбу. - Вы отказываетесь дать мне ее адрес? - К моему огорчению, да. - Она еще в Париже? Он пробует хитрить, взять меня на пушку, как выразилась бы Иветта. Я молча разглядываю его, и он, опустив голову и уставившись в пол, выдавливает севшим голосом: - Вы не имеете права так поступать. Вы же знаете, я ее люблю. И зачем только я возражаю: - Она вас не любит. Неужели я стану рассуждать о любви с молодым человеком, стараться втолковать ему, что Иветта принадлежит мне, спорить о наших правах на обладание ею? - Дайте ее адрес, - набычившись, твердит Мазетти. И так как он тянется рукой к карману, я слегка продвигаю свою по направлению к приоткрытому ящику. Мазетти тут же все понимает. Он вытаскивает носовой платок, потому что простужен, и негромко бросает: - Не бойтесь. Я не вооружен. - А я и не боюсь. - Тогда скажите, где она. Какой путь пробежала его мысль за те две недели, что он не подавал признаков жизни? Я этого не знаю. Между ним и мной вырастает стена. Я ждал применения силы, но оказался перед лицом чего-то приглушенного, нездорового, тревожного. Мне даже пришло в голову, что он проник в мою контору с намерением покончить здесь с собой. - Скажите. Обещаю вам, решать будет она. И он добавляет, искушая меня: - Чего вам бояться? - Она не хочет вас видеть. - Почему? Что ответишь на такой вопрос? - Сожалею, Мазетти. Прошу вас не настаивать, потому что не изменю своей позиции. Поверьте, вы скоро ее забудете... Я вовремя спохватываюсь. Нельзя же в самом деле зайти настолько далеко, чтобы брякнуть: - И тогда будете мне благодарны. В это мгновение к моим щекам словно приливает жаркая волна: передо мной встает картина вчерашнего вечера - три наших обнаженных тела в замутненном сумерками зеркале. - Еще раз прошу вас... - Нет. - Вы отдаете себе отчет в том, что делаете? - Я давно уже привык отвечать за свои поступки. Мне кажется, что я декламирую скверный текст совсем уж скверной пьесы. - Когда-нибудь вы в этом раскаетесь. - Это мое дело. - Вы жестокий человек. И совершаете дурной поступок. Почему он говорит мне слова, которых я не ожидал, и ведет себя так, что это никак не вяжется с его обликом молодого зверя? Не хватает только, чтобы он расплакался, что вполне может случиться: я же вижу, как дрожат у него губы. А вдруг это просто подавленное неистовство? - Да, дурной поступок и подлость, господин Юбийо. Услышав из его уст свое имя, я вздрогнул, а слово "господин" неожиданно внесло в наше объяснение нотку формальности. - Еще раз сожалею, что разочаровал вас. |
