- Хватит тебе об этом, дед! Успокойся ты, пожалуйста. Если хочешь, я готов не только перед тобой, но и перед Машей извиниться.

- Извиняться не надо, лучше слово дай, что пойдешь в цирк и посмотришь работу Зарницыных.

- Даю тебе такое слово!

- А когда?

- Да хоть завтра... Нет, завтра занят. Но послезавтра обязательно.

А когда наступает это "послезавтра", Михаил Богданович еще с утра напоминает внуку о его обещании.

- Я и сам помню, - без особого энтузиазма отзывается Илья. - Если ничем особенным не буду занят, непременно пойду.

- То есть как это "если"?.. - восклицает Михаил Богданович. - Никаких "если"! Дал слово - сдержи его! Я уже и билеты заказал, чтобы ты видел Зарницыных с самых удобных мест партера, а на с приставных стульев в проходе, на которых не раз сидел по моим контрамаркам. А вернее, давно уже не сидел, ибо и не помнишь, наверно, когда в последний раз был в цирке.

Вечером Илья действительно должен был пойти к кому-то из своих друзей по очень важному делу, но он решил не огорчать деда.

Они сидят в цирке в третьем ряду партера, почти против главного выхода на манеж. Вместе с ними и Юра Елецкий с Антоном Мушкиным.

- А они что, специально тут из-за меня? - шепотом спрашивает Илья деда.

- Ну что ты! Они тут вообще каждый день.

До начала представления еще много времени, и Илья с любопытством оглядывается по сторонам, наблюдая, как огромная вогнутая чаша зрительного зала медленно заполняется зрителями. В детстве он очень любил цирк, но в последнее время ходил уже реже, хотя по-прежнему получал удовольствие от посещения его не меньшее, чем в детстве.

Пока Илья рассматривает публику, Юра Елецкий, немного заикаясь от смущения и "окая" более обычного, говорит ему:

- Мне очень хотелось бы, Илья Андреевич, чтобы вы зашли как-нибудь ко мне и посмотрели мои альбомы. Я ведь рисую только цирк. Его жанровые сценки. Удивительная жизнь течет тут, на манеже. И не только во время представлений...

- У него действительно только цирковые сюжеты, - подтверждает слова Елецкого Антон Мушкин. - Вы увидите в его альбомах двух-трех клоунов и нескольких наездников, а все остальное - Зарницыны в невероятнейших позах и в таких фантастических полетах, которых они никогда еще не совершали и, наверно, не совершат.

- Напрасно ты так думаешь, - резко поворачивается к нему Юрий. - Они все смогут!

- А я в этом не уверен.

- Почему же?

- Да потому, что, во-первых, братья Маши собираются покинуть цирк. А во-вторых, для осуществления твоих замыслов нужно совершить чудо - ослабить силу притяжения земли. А этого, кажется, никому еще не удавалось сделать.

- Ну, а если бы удалось?..

- О, если бы! - перебивая Юрия, восторженно восклицает Антон. - Такие феноменальные трюки, как тройное сальто-мортале с пируэтом, были бы тогда для них сущим пустяком. А пока можно по пальцам одной руки сосчитать тех, кто в состоянии его сделать.

Илья вопросительно смотрит на деда, полагая, что художник шутит.

- Да, это верно, Илюша, - подтверждает Михаил Богданович. - Те немногие, кто делает сейчас тройное сальто, вынуждены выкручивать его очень высоко. Сильным швунгом они выбрасываются выше аппарата, на котором работают, чтобы иметь такой запас пространства и времени, который позволил бы после третьего сальто прийти к ловитору. А ты представляешь, каким пластичным к красивым мог бы быть этот трюк в пониженном поле тяготения? Э, да что говорить об этом!..

Цирк заполнен теперь почти полностью. Торопливо спешат к своим местам лишь опоздавшие зрители. А еще через несколько мгновений вспыхивают прожекторы, забивая арену осязаемо плотными потоками света. Гремит оркестр. Под звуки его марша на манеж для участия в прологе выходят участники представления.

Илья ищет глазами Зарницыных, но никак не может найти их в пестрой толпе. Начинается к тому же мелькание различных цветов в "юпитерах", неузнаваемо меняющее не только лица артистов, но и их фигуры.