"И ты поверил в это?"

"Я проверил это. Вот смотри, я изображу тебе передачу новостей по радио. Покажу человека, который включил утром радио и услышал интересные новости".

Некоторое время слышится лишь легкое шипение магнитной ленты и постукивание чайной ложки о стенки стакана. Потом щелчок, будто кто-то включил радиоприемник. А спустя еще несколько секунд тихий смех Ирины Михайловны и возбужденный голос Михаила Богдановича:

"Ну что? Поняла ты, что услышал человек, включивший радио? Не догадалась разве, что передавали сообщение о новом полете в космос?"

"Да, папа, поняла! И признаюсь - не ожидала..."

"Не ожидала! Плохо ты знаешь своего отца. Я вырос в цирке. Вся жизнь моя прошла на его манеже. Я и родился, наверно, где-нибудь под тентом ярмарочного балагана. Ты ведь знаешь, что я подкидыш... Помнишь, рассказывал, как меня подкинули коверному клоуну "Бульбе", положив в его чемодан? Он и вышел с этим чемоданом на манеж во время представления, не подозревая, что в нем живой ребенок. А потом так обыграл свою находку, что хохот зрителей чуть не сорвал ветхий брезент с ярмарочного балагана".

И опять пауза, заполненная шипением магнитной ленты. Затем снова голос Михаила Богдановича:

"Подкинула меня Богдану Балаганову циркачка, имя которой ему не было известно. Наверно, и она родилась в цирке, и кто знает, сколько поколений циркачей в нашем роду? И, веришь, я горжусь этим! Обидно только, что ты не стала цирковой артисткой".

"Ты же знаешь, папа, почему..."

"Да что теперь говорить об этом!.. Но ты хоть понимаешь, что не могу я без цирка? Что возвращаюсь не для того, чтобы посрамить свое имя, а твердо веря в успех? Я ведь не только открыл в себе мима, но и приготовил свой номер. Подсказал его мне Илья. Он и сконструировал Гомункулуса. Он ведь очень талантлив, наш Илюша!"

И тут вдруг раздаются всхлипывания Ирины Михайловны, а затем ее дрожащий от волнения голос:

"Да, да, он талантлив! Вы все талантливы: он, ты и даже мой муж. Одна только я бездарность и неудачница! .. Ничего из меня не получилось, не получается и режиссера. Ничего не могу придумать такого, что вдохновило бы моих клоунов..."

- Может быть, выключить, папа? - робко спрашивает Илья, заметив, как волнуется отец. У него и у самого щемит сердце.

Но отец лишь отрицательно качает головой и старается не смотреть в глаза сыну. Ему нестерпимо жалко Ирину. Да и за Михаила Богдановича очень тревожно. В его годы пробовать себя в новом жанре более чем рискованно...

А из магнитофона все еще раздается его возбужденный голос:

"Ты молода, Ирина. У тебя все впереди. Да и не одна ты теперь будешь. Сообща мы непременно придумаем новую программу для всей нашей клоунской братии. А теперь давай-ка позавтракаем и пойдем вместе в цирк..."

Некоторое время отец с сыном сидят молча. Каждый по-своему переживает и оценивает услышанное.

- Пожалуй, это .к лучшему, что они наконец объяснились, замечает наконец Андрей Петрович. - Я верю в твоего деда он умный и энергичный человек, и если действительно "нашел себя" в жанре мима - все будет хорошо. Маме тоже станет легче - он и ей поможет в ее режиссерской работе.

- Но признайся, ты все-таки не очень в этом уверен? пристально глядя в глаза отца, допытывается Илья. - Я дедушку имею в виду, его успех...

- Откровенно говоря - да, не очень, - неохотно признается Андрей Петрович. - Публика помнит его, как талантливого буффонадного клоуна и не известно, как еще примет в совершенно новом для него жанре.

- Почему же в совершенно новом? Я хорошо помню дедушку, когда он еще выступал. В его номерах были и мимические сцены.

- Эпизодики, а теперь на этом нужно построить целый номер.