— Бедный старик, — сказала Шарлотта. — Как он будет справляться, когда вернется домой?

— Об этом и доктор спрашивал. Он не собирается его выписывать, если никто не будет ему помогать.

— У него есть родственники? — спросила я.

— Я не слышал. Рози может знать. Он беседует с ней каждую неделю, в основном, чтобы пожаловаться на всех нас.

— Спрошу, когда увижу ее.

Мы с Шарлоттой завели обычный незначащий разговор. Когда речь зашла о недвижимости, она заметно оживилась.

— Я говорила Генри, как высоко ценятся эти старые дома в последние годы. Перед тем, как уйти из офиса, просто из любопытства, я проверила цены на дома в этом районе. И средняя цена, обратите внимание — средняя, была шестьсот тысяч. Дом на одну семью, такой, как этот, возможно, ушел бы почти за восемьсот, тем более, что имеется дополнительная площадь, которая сдается в аренду.

Генри улыбнулся.

— Она говорит, что я сижу на золотой жиле. Я заплатил за него сто пять тысяч в 1945 году, и был убежден, что это доведет меня до сумы.

— Генри обещал мне показать дом. Надеюсь, вы не будете возражать, если мы потратим минутку на это.

— Идите прямо сейчас. Со мной все будет в порядке.

Они вышли из кухни, двигаясь через столовую к гостиной. Я могла следить за их продвижением, голоса стало почти невозможно разобрать, когда они достигли спальни, которую Генри использовал как комнату для отдыха. У него было еще две спальни, одна выходила на улицу, другая — в сад. В доме были две совмещенные ванные и один туалет у входа. Могу сказать, что она рассыпалась в похвалах, к ее восклицаниям, наверное, были прикреплены долларовые знаки.

Когда они вернулись, разговор перешел к тенденциям в экономике. Шарлотта со знанием дела рассуждала о спаде, государственных облигациях и положении потребителей.

Я была чуть-чуть напугана ее уверенностью, но это мои проблемы, не Генри.

Мы покончили со своими напитками, и Генри сложил пустые бокалы в раковину, в то время как Шарлотта, извинившись, удалилась в ближайшую ванную.

Генри спросил:

— Ну, что ты думаешь?

— Она мне понравилась. Она умная.

— Хорошо. Она хорошо воспитана и хорошо информирована — качества, которые я ценю.

— Я тоже.

Когда Шарлотта вернулась, ее помада стала ярче, а на щеках появились свежие румяна.

Она захватила свою сумочку, и мы с ней вышли из двери, дав Генри возможность запереть ее.

— Можем мы быстренько взглянуть на студию? Генри говорил, что сам ее оформил, и мне бы хотелось посмотреть, что он сделал.

Я состроила гримасу.

— Наверное, мне сначала нужно навести там порядок. Я аккуратная по натуре, но меня не было весь день.

По правде, мне не хотелось, чтобы она вынюхивала, прикидывая, сколько может студия добавить к стоимости дома, если она убедит Генри его продать.

— Как долго вы снимаете студию?

— Семь лет. Мне нравится место, и Генри — идеальный домохозяин. Пляж недалеко, и всего десять минут до моего офиса в центре.

— Но если бы вы владели собственным домом, подумайте, насколько выросла бы его цена за это время.

— Я понимаю преимущества, но мой доход непостоянен, и я не хочу связываться с ипотекой.

Я рада позволить Генри волноваться о налогах и ремонте.

Шарлотта одарила меня взглядом, слишком вежливым, чтобы выразить ее скептицизм по поводу моей недальновидности.

Когла я оставила их, она и Генри продолжали разговор. Шарлотта говорила о собственности, сдаваемой в аренду, сравнивая стоимость его дома со стоимостью триплекса в Олвидадо, где дома были не такими дорогими.