— Миллард? Я говорила тебе забрать собаку отсюда! Дикси на диване, и я не отвечаю за то, что она еще сделает.

— Черт побери. Иду. Перестань орать, — откликнулся Миллард откуда-то со стороны узкого коридора. Дикси все еще лаяла, пританцовывая на задних лапах, размахивая в воздухе изящными передними лапками, не спуская глаз с попугайчика, в надежде, что за ее трюк ей разрешат его съесть.

Через минуту появился Миллард в инвалидном кресле. Как и Глэдис, я дала ему лет шестьдесят с небольшим, но он выглядел лучше. Это был плотный мужчина с красноватым лицом, густыми черными усами и вьющимися седыми волосами.

Он резко свистнул собаке, она спрыгнула с дивана, быстро пересекла комнату и вскочила к нему на колени. Он развернулся и исчез в коридоре, ворча себе под нос.

— Давно ваш муж пользуется креслом?

— Восемь лет. Нам пришлось убрать ковровое покрытие, так что он может передвигаться из комнаты в комнату.

— Я надеюсь, что у него найдется время для меня сегодня. Пока я здесь, я могу поговорить и с ним.

— Нет, он сказал, что это его не устраивает. Вам надо прийти в другое время, если хотите с ним поговорить.

Глэдис отодвинула кучу бумаг.

— Очистите себе место, если хотите сесть.

Я осторожно уселась на место, которое она освободила. Поставила сумку на пол и достала свой магнитофон, который пристроила перед собой на кофейном столике. В мое бедро упиралась башня больших конвертов.

Я подождала, пока Глэдис приняла нужную позицию и с ворчаньем опустилась в кресло.

Во время этой небольшой задержки, исключительно для того, чтобы удержать лавину счетов, я смахнула верхние пять или шесть конвертов. Два были с красным ободком и серьезными предупреждениями: СРОЧНО!! ПОСЛЕДНЕЕ УВЕДОМЛЕНИЕ! Одно было по поводу кредитной карточки на бензин, другое — из универмага.

Когда Глэдис устроилась, я попробовала свой голос патронажной медсестры.

— Я буду записывать, с вашего разрешения. Вы согласны?

— Наверное.

Нажав кнопку записи, я назвала свое имя, ее имя, дату и номер дела.

— Только для записи, вы даете эту информацию добровольно, без угроз и принуждения. Это верно?

— Я сказала, что да.

— Спасибо. Я вам признательна. Отвечая на мои вопросы, пожалуйста, излагайте только факты, которые вы знаете. Я прошу вас избегать мнений, осуждений или выводов.

— Ну, у меня есть свое мнение, как и у любого другого.

— Я понимаю это, миссис Фредриксон, но я должна ограничить свой рапорт информацией настолько точной, насколько вы можете ее сделать. Если я задам вопрос, а вы не знаете или не помните, просто так и скажите. Пожалуйста, без догадок и предположений. Вы готовы приступить?

— Я была готова, как только села. Это вы тянете. Я не ожидала всей этой показухи и чепухи.

— Я ценю ваше терпение.

Глэдис кивнула в ответ, но до того, как я сформулировала первый вопрос, она завела свое:

— Ох, дорогая, я — совершенная развалина. Кроме шуток. Я едва передвигаюсь с ходунком.

У меня онемение и колотье в ноге. Как будто я ее отлежала…

Она продолжала описывать ощущения в своей ноге, пока я сидела и старательно записывала.

— Что-нибудь еще?

— Ну, головные боли, конечно, и шея вся заморожена. Смотрите, я едва могу повернуть голову. Поэтому я ношу воротник, для поддержки.

— Еще какая-нибудь боль?

— Милая, боль — это все, что у меня есть.

— Можно узанать, какие медикаменты вы принимаете?

— У меня есть таблетка для всего.

Глэдис дотянулась до конца стола, где стоял ряд бутылочек с лекарствами, вместе со стаканом воды.