– То есть?

– Да ведь Стефан Брабец переодевается каждые пять минут. Не любит, когда его узнают.

Господин императорский лейб‑медик на минуту задумался.

– Хорошо, пусть войдет.

В дверях энергично откашлялись, и мимо слуги в комнату бесшумно прошмыгнул на каучуковых подошвах какой‑то человек: косой на оба глаза, на носу приклеенная бородавка, грудь в жестяных орденах, услужливым жестом он прижимал к груди папку и соломенную шляпу. На лейб‑медика обрушилась лавина лакейских фраз.

– А посему и позволил себе засвидетельствовать вам, экселенц имперско‑королевский лейб‑медик, мое всеподданнейшее почтение‑с, – закончил свою нелепую речь посетитель.

– Что вам угодно? – строго спросил Пингвин и еде лал под одеялом грубое похлопывающее движение.

Шпик собрался уже снова рассыпаться в любезностях, но был резко одернут:

– Что вам угодно, хотел бы я, наконец, знать!

– Речь – пардон – идет о всемилостивейшей госпоже контессе‑с. Натурально, экселенц, ве‑есьма достойная дама. Нет‑с, ничего не хочу сказать! Упаси Боже!

– Что еще за контесса? – спросил удивленный лейб‑медик.

– Ну… экселенц, конечно, знают‑с.

Флугбайль промолчал: чувство такта не позволило ему настаивать на уточнении имени.

– Гм. Нет. Не знаю никакой контессы.

– Тогда‑с пардон, нет так нет‑с, экселенц.

– Гм. Н‑да. Впрочем, при чем здесь я? Детектив подобострастно, по‑птичьи, присел на краешек кресла; теребя свою шляпу и сладенько усмехаясь, он некоторое время застенчиво косился на потолок, потом вдруг разговорился:

– Я, конечно, очень извиняюсь, экселенц, только, осмелюсь доложить, фрейлейн контесса пре‑ельстительнейшая юная особа, да еще при таких, пардон, нежных формах. Нежнейших‑с… И ведь до слез жаль, столь благородная юная дама, а амуры крутит с таким оборванцем, как Вондрейк, у которого ни гроша за душой… Ну вот‑с. В их домик сиятельнейший имперско‑королевский лейб‑медик частенько изволят заглядывать‑с… А в домике было б много комфортней… Впрочем, если этот не подходит, так я другой знаю – в каждой комнатке‑с по о‑со‑бо‑му выходу. К вашим услугам‑с…

– Не интересуюсь. Замолчите! – вспылил Пингвин, но тут же примирительно снизил тон – он бы охотно узнал дальнейшее. – У меня нет применения такому предмету.

– Итак, пардон; нет так нет‑с, экселенц! – явно разочарованно выдохнул «приватный орган». – Я только подумал… Жа‑аль! Стоило мне только шепнуть госпоже контессе, я ведь, осмелюсь доложить, кое‑что о ней знаю‑с. Вот я сразу и подумал, может быть, экселенцу… – уже довольно язвительно продолжал господин Брабец, – не надо больше ходить… к Богемской Лизе.

Н‑да‑с.

Тут господин императорский лейб‑медик изрядно струхнул, в первую минуту даже не нашелся, что и ответить.

– Да неужто вы думаете, что я за «этим» ходил к старухе? Вы с ума сошли! Детектив поднял руки:

– Помилуйте, я – и думать тако‑ое? Слово чести! – Тут он забыл про свое косоглазие и выжидающе посмотрел в упор на императорского лейб‑медика. – Само собой разумеется, экселенц имели другие… известные причины… н‑да‑с… для визита, пардон, к Богемской Лизе. Ну‑с, я, собственно, затем и пришел! Н‑да‑с, другие причины‑с.

Пингвин с любопытством приподнялся на своем ложе:

– И какие же? Брабец пожал плечами:

– Меня кормит моя, пардон, деликатность‑с. Не осмелюсь впрямую утверждать, что экселенц замешаны в заговоре, имеющем какое‑то отношение к Лизе, хотя‑с…

– Что «хотя‑с»?

– Хотя‑с теперь ве‑есьма видные господа находятся под подозрением в высочайшей измене.