– А вдруг связано? И мы совсем немного времени спустя найдем нашего официанта в таком же положении, в каком нашли Нину Ванну.

– Погоди… А что соседка говорила про ее ухажера, в котором мы с тобой заподозрили нашего продавца с рынка? Могла Нина Ванна отправиться к нему? Как его звали?

– Тихон Иванович.

– Может, все-таки вернуться к нему на рынок и хорошенько его прижать? Может, он знает, что затевала Нина?

– Ну, если мы не ошибаемся…

– Да ты сам вспомни, как он смутился, когда ты у него начал спрашивать, не приходили ли к нему какие-нибудь люди с просьбой пояснить, куда он дел попугая, который у него жил?

– Ты тоже это заметила? А я думал, что ты на ворона глазела.

– И ничего я не глазела, – обиделась Сашенька. – А хоть бы даже и глазела, это не мешало мне многое другое вокруг замечать. И как у Тихона глазки забегали при твоем вопросе, я тоже видела.

– Но директор «Замка короля Артура» не выглядел смущенным. А ведь к нему должны были к первому обратиться с таким вопросом.

– Во-первых, он работник торговли, ему не привыкать держать лицо. Мог соврать, мы бы с тобой этого и не заметили. А во‐вторых, в ресторане помимо него работают и другие сотрудники, кому известна судьба попугая. Эти двое любителей редких попугаев к директору ресторана могли и не обращаться.

– Тогда кто с ними общался? Официант?

– Именно! Вот он как раз заметно занервничал, когда ты стал расспрашивать у него про попугая.

– Не про самого попугая, – поправил Сашеньку ее папа, – а про его первого владельца.

Сашенька была вынуждена признать, что папа прав. И вдвоем они направились обратно на Кондрашку.

Глава 5

Первым, кого они увидели на подходе к рынку, был огромный черный ворон, который сидел на вывеске, извещавшей о грандиозной распродаже пуховых оренбургских платков. Учитывая, что на улице наконец-то установилась по-настоящему летняя жара, время для таких торгов было самое подходящее. Возле платков скучал продавец, он же попутно торговал кавказскими папахами, казачьими бурками из войлока и прочими крайне необходимыми в хозяйстве современного человека вещами.

Но таков уж был этот рынок, хранящий самобытный колорит народных промыслов получше любого Министерства культуры.

– Папа, посмотри, это не Агафон там сидит?

И прежде чем отец успел сориентироваться, Сашенька подняла руку и закричала:

– Агафон! Агафоша! Иди сюда! Иди ко мне!

К ее немалому удивлению, ворон послушался. Он взмахнул крыльями и тяжело поднялся в воздух. Сделав круг почета, он все же подлетел к девушке. Впрочем, садиться на протянутую руку он избегал, кружил над головой у Саши, распугивая своим оглушительным карканьем проходящих мимо зевак. Ворон был необычайно крупной птицей, и его полет выглядел угрожающе. Люди кричали от страха и разбегались по павильонам. Продавец укрылся буркой. Остальные попрятались, кто и где мог.

– Агафоша, хороший мой, иди ко мне!

– Что ты делаешь! – одернул ее отец. – Ты забыла, как он тебе чуть палец не откусил!

– Не откусил же! Но почему он не садится? А! Кажется, я поняла, что ему не нравится.

Сашенька перестала размахивать руками и замерла. И почти сразу же Агафон приземлился ей на плечо.

– Ну, рассказывай, где Тихон Иванович. Где твой хозяин? Почему ты один?

Агафон внимательно посмотрел на нее, потом пригладил растрепавшиеся во время полета перья, ворон был еще тем щеголем, и принялся обстоятельно докладывать, как случилось, что он – порядочный и всеми уважаемый ворон полных двадцати пяти лет от роду болтается в воздухе над этим рынком, словно какая-нибудь ничтожная перепелка.