|
Ничего нет на земле веселее, чем изнасилование равного тебе по силе. – Не знаю, – пристыженно сказал я. Изнасилование недостойно мужчины. – Не знаю, зачем я тебя оскорбляю. Понимаешь, я хотел побыстрее уйти. То есть, я хотел зайти на чердак, а потом оказаться где-нибудь подальше отсюда. Я хотел избежать подобных страстей. Ты удивительный, при этом ты считаешь, что я тоже удивительный, и это забавно. Я обвел его взглядом. Да, истинная правда, во время последней нашей встречи я оставался к нему слеп. Одевался он сногсшибательно. С изобретательностью былых времен, когда мужчины при-хорашивались как павлины, он выбирал золотисто-красноватые и темно-коричневые оттенки. Элегантный, хорошо сложенный, весь в аксессуарах из чистого золота – часы в жилетном кармане, пуговицы и тонкая булавка в современном галстуке, в цветной щепке из ткани, популярном у мужчин этой эпохи, словно они сами напрашиваются на то, чтобы их ухватили за аркан. Нелепое украшение. Даже блестящая рубашка из хлопка была рыжевато-коричневой, вызывая ассоциации с солнцем и нагревшейся землей. Даже ботинки коричневые, глянцевые, как спины жуков. Он подошел ко мне. – Вы знаете, о чем я сейчас попрошу, – сказал он. – Не нужно бороться с невысказанными мыслями, с новыми ощущениями, с непреодолимым прозрением. Напишите мне обо лучше о них книгу. Такого вопроса я предугадать не мог. Я был удивлен, приятно удивлен, но, тем не менее, он застал меня врасплох. – Написать книгу? Я? Арман? Я направился к нему, резко повернулся и взлетел по ступенькам на чердак, обогнул третий этаж и оказался на четвертом. Густой, теплый воздух. Это место каждый день жарится на солнце. Все сухое, приятное, дерево пахнет ладаном, а пол весь в трещинах. – Девочка, где ты? – спросил я. – То есть, ребенок, – сказал он. Он подошел сзади и ради приличия выдержал паузу. Он добавил: – Ее здесь никогда не было. – Откуда ты знаешь? – Будь она призраком, я мог бы ее вызвать, – сказал он Я оглянулся через плечо. – Ты обладаешь такой силой? Или тебе просто хочется поддержать разговор? Прежде, чем ты осмелишься продолжать, позволь предупредить тебя, что мы почти никогда не обладаем спо-собностью видеть духов. – Я совсем другой, – сказал Дэвид. – Я ни на кого не похож. Я попал в Темный Мир, имея в своем распоряжении другие возможности. Если позволите, я скажу, что мы, вампиры, развива-емся как вид. – Глупый шаблон, – сказал я. Я двинулся вглубь чердака. Я увидел маленькую оштукату-ренную комнатку с шелушащимися на стенах розами, с большими, гибкими, красиво нарисован-ными викторианскими розами с бледно-зелеными пушистыми листьями. Я вошел внутрь. Сквозь окно проникал свет, но оно располагалось слишком высоко для ребенка. Безжалостно, подумал я. – А кто сказал, что здесь умер ребенок? – спросил я. Под многолетней пылью все было чисто. Чужого присутствия не ощущалось. Отлично, вполне справедливо, подумал я, никакой призрак меня не утешит. Почему это специально ради меня из своего сладостного покоя должны возвращаться призраки? Ради того, чтобы я, может быть, прижался к воспоминанию о ней, к ее хрупкой легенде. Как убивают детей в приютах, если за ними ухаживают одни монашки? Я ни-когда не считал, что женщины настолько жестоки. Сухие, возможно, без воображения, но не аг-рессивны до такой степени, как мы, чтобы убивать. Я поворачивался из стороны в сторону. У одной стены выстроился ряд сундуков, один сундук был открыт, а нем лежали брошенные ботинки, маленькие коричневые «оксфордские», как из называют, ботинки, с черными шнурками, и теперь моим глазам открылась дыра, ранее находившаяся у меня за спиной, проломленная дыра, из которой вырвали ее одежду. Сваленная прямо там, одежда лежала заплесневелая и мятая. |
