|
– А ты – мой. Я точно таким тебя представляла. Это как во сне. Парень и девушка сели на скамейку в парке и долго-долго разговаривали. Они больше не были одиноки. И это замечательно. Однако в их душах все же шевелился маленький, совсем крошечный червячок сомнения: хорошо ли, когда мечты сбываются так просто? Разговор на минуту прервался, и парень сказал: – А давай устроим маленькую проверку? Если мы в самом деле любим друг друга на сто процентов, значит, в свое время обязательно еще встретимся где-нибудь. И если мы поймем то-гда, что так оно и есть, сразу поженимся. Идет? – Идет, – отвечала девушка. И они расстались. По правде сказать, в этой проверке не было никакой необходимости, потому что между ними была настоящая любовь, на все сто процентов. И судьба сыграла с ними злую шутку. Зимой они оба заболели – в тот год свирепствовал жуткий грипп. Несколько недель между жизнью и смертью кончились тем, что влюбленные начисто забыли о прошлом. И когда пришли в себя и открыли глаза, в головах у них было пусто, как в копилке Д. Г. Лоуренса в его молодые годы. Но им было не занимать ума и терпения. Парень и девушка не жалели сил, приобрели но-вые знания, вырастили в себе новые чувства и снова смогли стать полноценными членами общества. Научились переходить в метро с одной линии на другую, отправлять письма и бандероли. И даже познали любовь – на семьдесят пять, а то и на восемьдесят пять процентов. Время летело с поразительной быстротой: скоро ему было уже тридцать два, а ей – тридцать. И вот однажды погожим апрельским утром он шагал по Харадзюку с запада на восток, со-бираясь выпить где-нибудь чашку кофе. Она шла той же улицей с востока на запад – нужно было купить марку, чтобы наклеить на письмо. Они встретились точно посередине улицы, и в двух сердцах на миг мелькнул смутный отблеск утраченных воспоминаний: «Да ведь это моя девушка, моя на сто процентов!» «Это же он, мой парень, мой на сто про-центов!» Но отблеск оказался слишком слабым, а их мысли уже не были такими чистыми и яс-ными, как четырнадцать лет назад. Они разошлись в разные стороны, не сказав друг другу ни слова, и растворились в людской толчее. Навсегда. Грустная история, правда? Вот что надо было ей сказать. Сквозь сон Я клевал носом прямо над тарелкой с супом. Ложка выскользнула из руки и громко звякнула о край тарелки. Несколько человек по-смотрели в мою сторону. Подружка, сидевшая рядом, кашлянула. Желая сгладить неловкость, я раскрыл правую ладонь и с заинтересованным видом стал изучать ее, поворачивая то одной, то другой стороной. Не хотелось, чтобы люди подумали, будто я способен на такое: уснуть за сто-лом! Секунд через пятнадцать я оставил ладонь в покое, глубоко вздохнул и снова занялся куку-рузным супом. В голове плыл туман, ныл онемевший затылок. Так бывает, если натянуть задом наперед кепку-бейсболку на пару размеров меньше. Сантиметрах в тридцати над тарелкой лени-во дрейфовало белое облачко, похожее на яйцо, и нашептывало мне: «Хватит! Ну сколько можно маяться? Спи давай!» Оно уже давно маячило перед глазами. Это газообразное яйцо то приобретало четкую форму, то опять расплывалось. И чем силь-нее я напрягался, пытаясь засечь неуловимую смену его очертаний, тем тяжелее становились ве-ки. Чего я только не делал, чтобы отогнать наваждение! То тряс головой, то крепко зажмуривал-ся, то широко открывал глаза. Ничего не помогало. Оно все также болталось над столом. Господи, до чего же спать хочется! Тогда, поднося ко рту очередную ложку, я попробовал произнести «кукурузный суп» в уме по буквам по-английски: «Corn potage soup». Не тут то было. Слишком просто. – Скажи какое-нибудь слово, только подлиннее, – шепнул я подружке. Она работала в школе учительницей английского. |
