|
– Ну как? – спросил Человек-Овца, немного погодя. – Что? – Забыл про ботинки? – Забыл, – отозвался я, хотя он мне как раз напомнил о потере. Очень ценные ботинки, ма-мин подарок ко дню рождения. Замечательная вещь, а скрипели как! Просто песня! А вдруг из-за этих проклятых ботинок мама на скворце станет обиду вымещать? Она считает, что он ее достает. Хотя он совсем ненадоедливый. Очень тихая и аккуратная птичка. Куда тише, чем собака, к примеру. Собака. При мысли о собаке у меня холодный пот выступил. Почему это все держат собак? Чем скворцы-то хуже? И почему мама скворцов не любит? И зачем только я поперся в эту библиоте-ку в таких дорогих ботинках? Наконец мы достигли металлической двери. Возле нее пришедший с новолунием мрак ка-зался еще гуще. Человек-Овца подул на кулаки, помахал руками, сводя и разводя их в стороны. После этих упражнений он сунул руку в карман и, достав связку ключей, с улыбкой по-смотрел на меня: – Тишина! – Есть, – прошептал я. Еле слышный скрежет ключа в замке эхом отозвался во всем теле. Выждав несколько се-кунд, Человек-Овца тихонько надавил на дверь. В образовавшуюся щель мягко хлынула непро-ницаемая тьма. Новолуние нарушает гармонию воздушных сфер. – Не бойся, – похлопав меня по руке, сказал Человек-Овца. – Все идет как надо. Ой ли? – подумал я. 6 Человек-Овца извлек из кармана электрический фонарик, нажал на кнопку. Рассеянный желтоватый луч осветил ступени той длинной лестницы, по которой старик вел меня в подземе-лье. Там, на верхней площадке, начиналась другая часть непонятного лабиринта. – Эй? – позвал я Человека-Овцу. – Что? – А ты наверху дорогу найдешь? – Думаю, вспомню, – не очень уверенно ответил он. – Хотя я уже года три-четыре Там не был, так что не знаю точно. Уж как-нибудь разберемся. Я огорчился, но вида не показал – решил промолчать. Какой смысл сейчас об этом гово-рить? Будь что будет, в конце концов. Бесшумно ступая, мы стали подниматься по лестнице. Человек-Овца в старых кроссовках, я вообще босиком. Он шел впереди, освещая себе дорогу фонариком, а я тащился следом в пол-ной темноте, то и дело утыкаясь ему в зад. Шажки у него были маленькие, и мне никак не удава-лось приспособиться к его походке. Над холодной и скользкой лестницей тянулся обшарпанный каменный свод. Можно поду-мать, этим ступенькам несколько тысяч лет. Я не чувствовал никаких запахов, но местами воз-дух напоминал слоеный пирог, причем каждый слой – со своими плотностью и температурой. Спускаясь в подземелье, я этого не заметил. Скорее всего, просто не обратил внимания. Время от времени я на что-то наступал. Мягкое, вроде слизняка, и жесткое – оно с хрустом лопалось под ногами. Не иначе, какие-нибудь насекомые. Впрочем, в темноте все равно не раз-берешь. В любом случае ощущение было отвратительное. И зачем я только ботинки скинул... Наконец подъем, казавшийся бесконечным, закончился, и мы перевели дух. Ноги совер-шенно одеревенели. – Ничего себе лестница! – сказал я. – Когда мы спускались, мне она такой длинной не по-казалась. – В давние времена здесь был колодец, – объяснил Человек-Овца. – Но он высох – вода ушла, и его стали использовать для другого. – Вот так? – Хотя точно не знаю, просто такой разговор слышал. Передохнув немного, мы вступили в лабиринт. На первой развилке Человек-Овца повернул было направо, но, подумав, вернулся и двинулся в левую сторону. – Ты уверен? – забеспокоился я. – Угу. Все так. Нам сюда. Его слова меня не убедили. Коварство лабиринта в том, что, пока не зайдешь в него по-глубже, не поймешь, на правильном ли ты пути. |
