– Ну что, уходим сегодня? – спросил я. Девочка молча кивнула.
Она показалась мне страшно усталой, необычайно бледной, почти прозрачной. Ее тело бы-ло будто соткано из еле заметно дрожащего воздуха.
– Что-нибудь не так?
«Есть немного. Это из-за новолуния. С наступлением новолуния начинаются разные от-клонения».
– А со мной вроде ничего.
Девочка улыбнулась:
«С тобой ничего. Тогда все в порядке. Ты обязательно отсюда выберешься».
– А ты?
«О себе я сама позабочусь. А ты думай о себе».
– Но я не смогу без тебя.
«Тебе так кажется. Правда. Ты стал сильнее и дальше будешь быстро набираться сил. Ни-кто не сможет тебя одолеть.
– Правда? Вот уж не подумал бы, – удивился я. «Как отсюда выбраться, знает Человек-Овца. Идите первыми. А я потом. Честно».
Я кивнул, и она исчезла – как растворилась в воздухе. И на меня накатила такая тоска! Я почувствовал, что больше никогда ее не увижу.
Около девяти появился Человек-Овца с полной тарелкой пончиков.
– Ну что? – заявил он. – Бежим сегодня вечером?
– Откуда ты знаешь? – удивился я.
– Мне девочка рассказала. Очень красивая. Я понятия не имел, что здесь есть такая девоч-ка. Подружка твоя?
– Угу, – буркнул я.
– Вот бы мне такую подружку, – сказал Человек-Овца.
– Выбраться бы отсюда. Тогда ты себе много подружек заведешь. И друзей тоже.
– Хорошо бы, – мечтательно протянул Человек-Овца. – Но если не получится, нам такое будет... И мне, и тебе.
– Понятно. – То, что будет, – это факт. Что же с нами сделают?
Мы ели пончики, запивая их виноградным соком. Есть совсем не хотелось, но я все-таки запихал в себя два пончика. Человек-Овца умял целых шесть штук. Вот это аппетит...
– Перед тем как дело начинать, надо как следует подкрепиться, – сказал он и толстым пальцем вытер перепачканный в сахарной пудре рот.
Откуда-то донесся бой стенных часов. Девять. Человек-Овца встал, приноравливаясь, тряхнул рукавами. Время!
Мы вышли из комнаты и, крадучись, чтобы не разбудить старика, двинулись по мрачному коридору-лабиринту. По дороге я разулся и сунул ботинки в какую-то щель. Жалко, понятное дело, целых двадцать пять тысяч иен за них отдали, но ничего не поделаешь. И как это меня сю-да занесло... Мама, наверное, рассердится, когда увидит меня босиком. Я, разумеется, объясню ей, почему их выбросил – чтобы мозги не высосали, – только вот поверит ли она? Вряд ли. Ско-рее всего, подумает, что я вру. Наверняка. Кто ж в такое поверит – что в подвале библиотеки у людей мозги высасывают? Как же тяжело, когда говоришь правду, а тебе не верят!
Вот какие мысли крутились у меня в голове, пока мы шли до металлической двери. Чело-век-Овца молча шел впереди. Ростом он был на полголовы ниже меня, и его пришитые уши болтались у меня прямо перед носом.
– Эй? – окликнул его я. – Может, я схожу, ботинки подберу? Можно?
– Чего? Ботинки? – в легком недоумении спросил Человек-Овца. – Ты что? Какие еще бо-тинки? Забудь о них. Тебе что дороже: ботинки или мозги?
– Хорошо, – сказал я. Пришлось смириться.
– Старик сейчас спит, конечно, но, знаешь, какой он чуткий. Так что смотри!
– Все понятно, – согласился я.
– Что бы ни случилось, не повышай голоса. Если старик проснется и вскочит, я ничего сделать не смогу. Хлестнет меня ивовым прутом и все – сдаюсь, лапки кверху.
– У него этот прут какой-то особенный, что ли?
– Да вроде нет, – задумавшись на секунду, сказал Человек-Овца. – С виду обыкновенный прут. Хотя не знаю.
Я тоже не знал. |