Панорама парадной лестницы, спускающейся в холл гостиницы к стойке портье. За стойкой – никого.

– О Боже, здесь так холодно. А на дворе ведь, черт побери, июль. А здесь холодно, как в Арктике. Только взгляните.

Камера поворачивается так, чтобы оператор – Майк – мог заснять себя самого. Его лицо не в фокусе и кажется круглым, как паяная луна. Майк напоказ выдыхает через рот, и изо рта у него вылетает облачко пара.

– Холодно, как зимой, а? А теперь, Майк, осторожно, ступеньки. Последнее, что тебе нужно, это оступиться и сломать себе шею. Но куда он делся? Куда он делся? – Изображение беспорядочно скачет: это Майк спускается по лестнице. – Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать. – В кадре проходят столовая, бар с закрытыми ставнями, дверь в Гробик под лестницей. – Я иду тебя искать. И имей совесть, не выпрыгни на меня из‑за угла с криком «бу‑у‑у».

Бернис слышит, несмотря на потуги на остроумие, как голос говорящего подрагивает от страха.

– Ну вот… ну вот… черт. Он – оно – исчезло. Растворилось. Черт, черт, черт. Но вы заметили, что все двери наружу закрыты и заперты на засов? Он что, проскочил сквозь стену? Или просто дематериализовался посреди бильярдной? Или уменьшился и забежал в музыкальный автомат? Наверное, втиснулся между «Кула Шейкер»[1] и «R.E.M.»[2]… святые небеса, я заговариваюсь. Я заговариваюсь, потому что это меня, как говорят англичане, как пыльным мешком огрело. Я дрожу, как тот самый лист.

Переход: гостиничный номер. Майк, сидя на постели, спокойно говорит в камеру:

– На пленке, друзья, вы только что видели меня. Майка Страуда, гнавшегося за кем‑то или чем‑то. Теперь мне нужно вернуться немного назад, чтобы объяснить, что произошло. Когда я впервые осознал, что кто‑то или что‑то ходит взад‑вперед за дверью моей комнаты, я вышел в коридор, оглянулся по сторонам и увидел, как огромная, будто вышедшая из теней, человекоподобная фигура по‑кошачьи крадется по коридору. Ну и нагнала она на меня страху! Но самое странное – мне хотелось побежать за ней следом. Что‑то внутри кричало: Беги, беги, беги! Догони его! Не дай ему уйти!  Как будто я включился в безумную гонку, меня охватил ее энтузиазм и безумное, необоримое возбуждение. Я бросился следом за тенью, но вскоре потерял ее. И тут же поспешил назад в номер за камерой…

(В телевизоре позади Майка видна похожая на паука трещина в стеклянной панели над дверью в ванную. И еще портрет девушки, стоящей по колено в воде,  лениво думает Бернис. Это мой номер.)

– Настроившись на съемку, я рванул к себе, – продолжает рассказчик, – схватил камеру и стал ждать. Оно не вернется, думал я. Господи, это моя первая встреча со сверхъестественным, и я все испортил. Ну почему я не держал камеру наготове, просто на всякий случай? Такой шанс, шанс заснять на пленку сверхъестественное существо, выпадает раз в жизни, а я его упустил. Но слушайте, ребята, оно вернулось. Приблизительно через полчаса. Результат вы видели. – В голосе рассказчика звучит благоговение, как будто он сам не до конца верит своим глазам. – Во мне как будто проснулось шестое чувство, прямо вот здесь. – Майк прижимает руку к груди. – Я видел его нечетко, только огромная, будто рожденная из тени фигура. Это было больше, чем ощущение: я знал, что передо мной наполовину человек, наполовину зверь. В нем было что‑то почти узнаваемое. Закрывая глаза, я вижу его босые ступни на ковре; я даже чувствую, как они опускаются на ковер, будто мои собственные босые ноги. Но все‑таки хоть что‑то вы увидели. Что‑то мне удалось заснять на пленку, так ведь?

Бернис вспоминает, что она видела: как неслись мимо стены коридора, отрывочные кадры ковра, двери других номеров на этом же этаже, лестничная площадка, парадная лестница, стойка портье, в столовой – накрытые к завтраку столы с уже выложенными накрахмаленными салфетками.