|
Аркашка – Дон Хуан, премьер-любовник на пенсии. Клевый чувак – я. Интересно, как она меня за глаза величает?
– Ты просто Аркашу терпеть не можешь, Лапочка. И весь тебе психоанализ. – Точно! – маленькая актриса вдруг завелась. Сунула в зубы сигарету, но подкуривать, провоцируя скандал со стороны «педика», не стала. Сбила в угол рта, прикусила мелкими, блестящими зубками. – Лерка, ты гений! Мейерхольд драный! Аркашка меня за ляжки щупает. На коленки усадит, якобы по роли, и давай стараться! А у него ладошки влажные, липкие… Слушай, Лерка, пройди со мной диалог! Ну хоть разик! Я ж после буду под Аркашкой диалог пыхтеть, а тебя, золотого, вспоминать! Ну что тебе стоит, Лерик! Наташка твоя не ревнивая… – Слушай, ты совсем тронулась… – Да что ты ломаешься, как целочка! Пройди разик, и свободен. Мне разницу нужно почувствовать! Ну, просто реплики подбрасывай… – Лапочка, я здесь по делам. Часа на два, не меньше! – Ну и зашибись со своими делами! Лерка, родненький, я покурю, подожду… Чего хочет женщина, хочет Бог. Выражаясь культурно, хрен отвертишься. Как там пел Вертинский? – И вынося привычные подносы, Глубоко затаив тоску и гнев, Они уже не задают вопросы, И только в горничных играют королев… 12 – …Ах, вот оно что! Это и есть твой гребень? – Да! Ты слышишь – да! Я за этим приехала! Вот до чего ты меня довел! Потому что ты развратник! Ты лгун! Ты негодяй! – Не забудь сказать, что я убийца… В зале было темно и пусто. На сцене было темно и пусто. Ночной театр – сон разума, рождающий чудовищ. Тускло светилась внизу, у боковой двери, лампочка «Аварийный выход». Желтое напоминание о возможности дать себе расчет простым кинжалом… М-да, Шекспир оказался на редкость некстати. – Не забудь сказать, что я убийца. – Пошел в жопу, Лерка. Хватит. Хотел огрызнуться, но раздумал. Лапочка чуть не плакала. За час с лишним я, садист и мироед, довел ее почти до истерики. И ничего не мог с собой поделать. У меня пропало чувство сцены. Зритель, зритель, только зритель, которому режет глаз дура-фальшь. Которого на репетиции категорически пускать нельзя. Диалог с каждым повтором становился лучше, а я – злее. Большая фальшь раздражает. Малая фальшь раздражает вдвойне – приходится вглядываться, ожидать, предчувствовать, как ждешь в анекдоте второго сапога, брошенного в стену пьяным соседом. Темнота пустой сцены оживала, делаясь реальной: нижний зал гостиницы. Пахнет кислятиной из подвалов и горелым жарким. На фоне реальности Лапочка, с ее кривляньем, страстями и утрированьем жестов, смотрелась белой вороной в куче угля. Это была пытка. Я был – палач. – Ладно, закончили. Извини. Ступеньки мышами пискнули под ногами. Пройдя в зал, я безошибочно нашел – пятый ряд, третье место. Минутой позже у правых кулис затлел огонек сигареты. Вопреки противопожарной безопасности. Не буду вмешиваться. Пусть курит. – Спасибо, Лерочка… Спасибо. С меня коньяк. Сперва я решил, что ослышался. – Понимаешь, мне этого не хватало. |
